Билет на ладью Харона
Шрифт:
Не в силах сдержать любопытство – все ж таки не куда-нибудь, а в самый настоящий параллельный мир их занесло, – Вадим пошел по территории заставы.
Люди здесь в принципе жили почти так же, как и они сами.
Солдатские помещения – обычные казарменные, на десять-пятнадцать человек.
Двухместные каморки, очевидно, унтер-офицерские.
Железные койки, столы и стулья из металла и зеленоватой пластмассы. Книги и журналы на столах и тумбочках. Фотографии в журналах, пусть и с нечитаемыми подписями, – бесценные свидетельства чужой жизни. В данном
Но этим он займется позже, а пока, на беглый взгляд, здешнее общество отличают весьма низкие моральные устои. Девяносто процентов иллюстраций – откровенная и грубая порнография. Нет, оно понятно, в изданиях для солдат красивые, в меру обнаженные, даже фривольные девицы – это нормально. Но здесь-то они не только абсолютно голые (а если кое-где кое-чем прикрыты, то выглядит это еще более вызывающе). Что же касается поз…
Но были и другие снимки, касающиеся повседневной жизни аборигенов, и они-то представляли наибольший интерес.
А если еще Розенцвейг поможет подписи прочесть…
Вадим собрал довольно толстую пачку журналов и затолкал их в сумку одного из висевших на крючках противогазов, предварительно выбросив прямо на пол коробку и маску.
В домиках, где жили офицеры, Ляхова поразило изобилие непривычной бытовой техники.
В каждой комнате на столах и тумбочках стояли странно оформленные дальновизоры, и не по одному, а как минимум по два, несколько отличающиеся конструктивно от тех, которые существовали дома.
Были там и радиоприемники, или устройства, сочетающие в себе радиоприемник, нечто вроде магнитофона, лента которого была заключена в плоские прозрачные коробочки, и подобие электропроигрывателя, но пластинки тоже были странные, маленькие и зеркально блестящие.
Вадим рассматривал их с жадным интересом, пожалуй, даже большим, чем Тарханов – оружие.
Тут ощущалась какая-то совсем иная техническая и промышленная культура.
И вот эта аппаратура имела надписи на европейских языках, в основном на английском, но изготовлена была во всех концах света, в USA (очевидно, так здесь обозначались САСШ, потому что рядом значилось – Нью-Йорк), в Англии, в Германии и, что особенно неожиданно, в Японии, Китае, Корее.
Причем изделий оттуда было больше всего. В нормальном мире эти слаборазвитые страны ничего сложнее термосов и карманных фонариков не производили.
И еще он нашел одну полезную, а в данном контексте и интересную вещь – географический атлас. Пусть тоже на еврейском, но уж линии границ разобрать можно. Пригодится для оценки обстановки.
А в примыкающем к столовой складе обнаружились достаточные запасы продовольствия. Правда, огромный, во всю стену, холодильник отчего-то разморозился и потек, из него отвратительно несло подгнившим мясом, но консервов, запечатанных коробок с походными рационами, бутылок и банок с минеральной водой и соками было в избытке, чтобы не один месяц кормить их маленький отряд.
А это сейчас было главное.
Пока Тарханов совершал
Он раскупорил сухие пайки, вскрыл несколько банок мясных, овощных и рыбных консервов, принес из столовой нужное количество тарелок, стаканов, ложек и вилок.
Все это было изготовлено из тонкой белой пластмассы и хранилось в заклеенных, целлофановых по виду пакетах. Очевидно, вся посуда здесь одноразового пользования. С гигиенической точки зрения удобно, но ведь насколько расточительно!
Всего одна рота в день должна использовать и выбрасывать несколько сотен комплектов! А если дивизия, корпус, армия? Всю землю только упаковками завалить можно.
Издалека донесся гул танкового мотора и лязг траков.
Ляхов вышел встречать.
…Вадим немного успел привыкнуть, а его друзья, страстно желавшие добраться до этой (вообще-то до другой, но это непринципиально) базы, оказавшись здесь, испытали очередное потрясение.
Пока шли по горам, внимания не обращали, не до этого было, а тут вдруг дошло!
Пусто ведь вокруг, как после нейтронной войны. Ни людей, ни животных, ни насекомых даже, хотя следы их недавнего присутствия наблюдались повсюду.
– И вот такая сейчас – вся земля! – слегка растерянно произнес Розенцвейг.
Одно дело – рассуждать о теоретической возможности, другое – оказаться наяву в «мертвом мире». Точнее – полумертвом, поскольку растения чувствовали себя здесь вполне нормально. По крайней мере, кустарники наподобие можжевельника, растущие вокруг домов и вдоль дорожек, выглядели сочными и свежими.
– Нам же спокойнее будет: по дороге ни тигров, ни волков, ни медведей опасаться не придется, – Тарханов исходил из чисто практической точки зрения.
– Зато и не поохотишься даже, всю дорогу придется консервами питаться, – уточнил Ляхов.
– Почему же только консервами, по пути наверняка найдется достаточно складов и холодильников с мясом и прочим, – возразил Тарханов.
– К вашему сведению, здешний холодильник не работает. Сломался, наверное. Мясо гниет, – сообщил Вадим. – Посему обед я приготовил холодный. Если разогреть консервы, так только на костре. Печь на кухне электрическая, тоже не греет.
– Холодильник не холодит, печь не греет, – словно пробуя слова на вкус, повторила Татьяна, присевшая на скамейку рядом с КПП, где Тарханов остановил танк. – А как бы они вообще могли это делать, если людей здесь нет?
Простой вопрос, но он поставил всех в тупик.
– Ведь правда, господа, – спохватился Розенцвейг, – как? Кто должен управлять электростанциями, как передавать сюда ток? Я, конечно, и всего остального не понимаю. – Он повернул круглую головку выключателя на щитке под навесом у входа в будку. Лампа в молочном плафоне загораться не пожелала.