Билет на Лысую гору
Шрифт:
«Ну, сколькодюймовочка она сегодня? Двух или трех?» – поспешно стал соображать Хаврон. Это было принципиально.
– Фу, как живот болит! Она опять вчера лопала, что придется. Ужасная изжога! В желудке точно полк гномов переночевал! – пожаловалась фея и махнула веером так сильно, что все журналы в комнате взлохматило внезапным порывом ветра.
Эдя едва успел вцепиться в одеяло, иначе оно тоже отправилось бы в полет.
– Прошу прощения, друг мой! Почему-то всякий раз, когда феи говорят о сестрах, культура слетает с них, точно луковая шелуха. Закон
«Трехдюймовочка!» – сделал вывод Хаврон.
– Ты видел вчера мою сестру? – пытливо продолжала фея.
– Да, – осторожно признал Эдя.
– И она тебя ни во что не превратила? Хм… Можешь не отвечать. Вижу, что нет.
Эдя на всякий случай промолчал.
– Странно, очень странно. Надеюсь, она не называла тебя «великанчиком»? Она называет так тех, кто ей понравился! – ревниво продолжала Трехдюймовочка.
– Меня? Пеликанчиком? Ничего подобного! – благоразумно притворяясь глухим, замотал головой Хаврон.
Трехдюймовочка хлопнула его по пальцу веером.
– Не врешь? А ну-ка посмотри на меня!.. И ты не согласился быть ее пажом?
– Я? – возмутился Хаврон. – Да за кого вы меня принимаете?
– Это хорошо! Очень хорошо! – одобрила Трехдюймовочка. – Ты меня успокоил, дружок. Значит, мне можно не превращать тебя в яблочный огрызок. И в мозоль на пятке у почтальона тоже можно не превращать.
Хаврон натянуто улыбнулся, глядя в голубые глаза феи.
– В детстве у нас с сестрой было странное отношение к любимым игрушкам друг друга. Она обращала мои игрушки в пепел. А все почему? Потому что однажды я попала из крошечного такого боевого арбалета в ее розового зайца, который только и умел, что устраивать радугу! Это было совершенно нечаянно и всего семь стрел подряд!.. Ну не кошмар ли?
Эдя подобострастно закивал.
– А что было, когда мы выросли! Просто ужас какой-то! Сколько она прикончила моих пажей, ты даже представить не можешь! Двоих, помнится, превратила в червей, одного – в кухонную мочалку, еще одного, самого симпатичного, в ерш для чистки сантехники! – продолжала бушевать Трехдюймовочка.
– И всех необратимо?
– Само собой. Абсолютно необратимо. Да и потом, если б я и могла снять колдовство, зачем бы я это стала делать? Зачем мне паж, который хотя бы пять минут был ершиком для унитаза? – заверила его фея.
– А ты? Что делала ты? – спросил Хаврон.
– Я само терпение! – с ангельским выражением отвечала Трехдюймовочка. – Но, согласись, это в конце концов несправедливо, когда у одной сестры есть пажи, а у другой нет. Однажды я устроила субботник и продергала всех ее пажей, как морковку. Превратила всех в белых мышей и – фьють! – на опыты. В общем, теперь у нее тоже никого нет… Потом, правда, мы заключили соглашение, что не будем трогать пажей друг друга, но, сам понимаешь, тут дело скользкое… Если с потолка упадет люстра или веер сработает сам собой, случайно – то это будет чистейшей воды фарш-мажор. Да-да, именно «фарш-мажор», как называет его моя сестренка.
– Жуть! –
– Почему это не придется? Что-то ты темнишь! – ревниво произнесла фея.
– За вас это сделают другие! Меня прикончат некий Феликс и его слоноподобные друзья. Они вообразили, что я должен им деньги. И если я их не отдам, то секир-башка…
– Это он сейчас звонил по этому трескучему аппарату? – уточнила Трехдюймовочка.
– Да.
– Нет, ну каков негодяй! Прервать мой лучший сон, который снится мне каждое утро вот уже четыреста два года подряд!.. Не волнуйся, мой суслик!.. Он тебя не убьет! Феи терпеть не могут, когда кто-то убивает их пажей. Они любят расправляться с ними сами, – заверила его фея.
Мало-помалу настроение у Трехдюймовочки улучшилось. Вскоре она уже мило щебетала, порхала по комнате, и ее жесткие прозрачные крылья издавали стрекозиный звук. Хаврон, обнадеженный ее обещанием разобраться с Феликсом (хотя он предпочел бы, чтобы она сделала это прямо сейчас), почистил зубы и, стоя в душе, открыл внутреннюю конференцию на тему «Как использовать магию упрямой феи в своих интересах».
– Просить денег бесполезно… Не даст… Ну а если попросить, чтоб все женщины в меня влюблялись?.. Не-а, приревнует… мол, ты мой паж и все такое… Мелкие, они самые ревнивые, – размышлял он, перебирая варианты.
Неожиданно из комнаты, где Эдя оставил фею, послышался недовольный вопль. Хаврон поспешно выключил воду и, наскоро запахнувшись в халат, выскочил из ванной. Он увидел, что Трехдюймовочка сидит на столе и колотит по нему ручкой сложенного веера.
– Ничего! Совсем ничего! Ах ты дрянь ты эдакая! – повторяла она.
– Не ломай веер! – посоветовал Хаврон. – А что случилось-то?
– Они блокировали мою магию! Всю… БАЦ… мою… БАЦ!.. магию! БАЦ-БАЦ-БАЦ! – завопила вдруг фея. Каждое слово сопровождалось новым ударом.
– Они это кто?
– Они – это негодяи с Лысой Горы, которые меня ищут! Всю магию, до капли!!! Я знала, что они способны это сделать, но надеялась, что не пойдут на такое! Это такой долгий и занудный ритуал! Двенадцать магов должны выполнять его двенадцать часов подряд! Малейшая ошибка – и надо начинать все заново. Гунны, скифы, варвары! Никакого времени не жалко, чтобы нагадить ближнему! Думают, без магии я не смогу прожить и сдамся! Хамы! БАЦ-БАЦ!
Хаврон застыл.
– Погоди! – сказал он непонимающе. – Давай-ка по порядку! У тебя что, совсем не осталось магии?
– НЕТ!
– И у твоей сестры, выходит, магию тоже отобрали?
– Разумеется, осел! У нас же одно тело!
– И ты, значит, не можешь уже ни во что меня превратить? И Феликса отфутболить тоже не можешь? – уточнил Хаврон, мрачнея.
Трехдюймовочка прикусила язычок. Она сообразила уже, что в гневе сообщила своему пажу больше, чем стоило.
– Ну я еще могу летать! И потом, разве ты больше не мой паж? – сказала она, пытаясь улыбнуться.