Билет на Лысую гору
Шрифт:
Ирка вопросительно оглянулась на Антигона. Тот двусмысленно шмыгнул носом, показывая, что лично он ничего подозрительного не обнаруживает. Однако в интуиции Багрова тоже сомневаться не приходилось. Трехдюймовочка вздохнула и стала быстро собираться.
Эдя страшно замычал, этим древним коровьим способом требуя внимания к собственной персоне. Он мычал так громко и протестующе, что остальным невозможно было разговаривать.
– До чего упорный! И что с ним сделаем: отнимем дыхание или вернем речь? Кто голосует за то, чтобы отнять дыхание? – спросил Матвей.
Трехдюймовочка
– Я! – пропищала она. – Он спутался с моей сестрой. Согласился стать ее великанчиком, дуся противная!
Антигон посмотрел на фею и тоже поднял руку.
– Два голоса, чтобы отнять дыхание. А кто за то, чтобы вернуть речь? – спросил Матвей. Сам он, как распорядитель, от участия в голосовании уклонился.
Ирка, которой было жалко Эдю, проголосовала за него.
– Два против одного. Вот уж не ожидал! – с сожалением сказал Багров, начиная поднимать правую руку испытанным движением некромагов. Примерно с таким же изяществом поднимал свою тросточку его коллега с фамилией, в которой одна часть колотила другую.
– М-м-м-м-м-м-м-м-м! Ме мамо мемя умимамь! – страдальчески замычал Хаврон.
Ирка сердито сгребла Антигона за шиворот.
– Антигон! А ну, мелочь кровожадная! За что ты голосовал? – рассердилась она.
Потомок русалки снова поднял руку, на этот раз левую, но и правой не опустил.
– Сдаюся я! – сказал он.
– Как это? Ты что, кикимор, и за и против? Так не бывает, – рассердилась фея.
– Я голосую «за», потому что хочу против. И вообще тут ужасно кошмарный и кошмарно ужасный случай! Я запутался! – заявил Антигон и опустил обе руки.
Матвей Багров задумался.
– Два против двух. Если совсем лишить кикимора голоса – один против одного. Значит, решать мне! – сказал он и великодушно вернул Эде речь.
– Только пользуйтесь ею очень дозированно, чтобы я не передумал, – предупредил он.
Обнаружив, что губы его расклеились, Эдя собрался было что-то вякнуть, но благоразумно сдержался. Лучше быть говорящим молчуном, чем немым болтуном.
– Пес уже рядом? – спросила Ирка.
– Да.
– А не получится так, что, оказавшись здесь, он услышит твой запах и догадается, чей он?
Багров кивнул.
– Не исключено. Прежде чем покинуть квартиру, я постараюсь замести следы.
Первым на лестницу прошмыгнул Антигон, за ним Ирка и, наконец, Багров. Уходя, он отыскал на кухне куриную кость, и начертил на полу несколько тайных знаков.
– Через пять-десять минут все следы нашего пребывания здесь исчезнут. Главное, чтобы они не нагрянули раньше, – сказал он Ирке.
Последним квартиру покинул Эдя. Задержавшись на пороге, он быстро вернулся в комнату и уронил на ковер белый прямоугольник визитной карточки.
«Андрей Моржуев, телеведущий «Пророка», – сообщала одна ее сторона.
«Обязуюсь выдать 3000$ Э. Хаврону, если он притащит мне за крылышко фею. А. Моржуев», – уточняла другая.
– Он хочет сенсации! Прекрасно! Будет ему сенсация, когда боевые маги заявятся к нему в студию, – мстительно заявил Хаврон.
Они
– А если бы ехал самосвал? – с интересом спросила Ирка, наблюдая, как маленькая японская машинка мучительно пытается вползти на высокий бордюрный камень.
– Ну уж не знаю. Возможно, водитель бы решил, что у него заглох мотор. И мотор бы в самом деле заглох. Не наши представления определяют бытие, а бытие определяется нашими представлениями о нем, – нравоучительно заявила Трехдюймовочка.
Она сидела на плече у Хаврона и болтала ногами, совсем выбросив из головы, что недавно по ее милости он едва не лишился жизни.
– Это как? – растерялась Ирка, не сразу включившаяся, кто что определяет.
– Известный магический парадокс Фермопила Одноглазого. Я вижу стул не потому, что он существует, а стул существует потому, что я его вижу, – лениво пояснила фея.
– Во-во… Я тоже так думаю! Не мы видим глюки, но глюки видят нас! – многозначительно изрек Хаврон.
Внезапно Багров вскинул голову. Ирка ощутила, что там, на шестнадцатом этаже окраинного московского дома, произошло нечто. Прищурившись, она вгляделась в окна истинным зрением. Казалось, в стеклах полыхает закатное солнце. Там, в квартире, появился длинный горизонтальный надрез, из которого в данную секунду вслед за Глиняным Псом прорываются боевые склепы.
Вообразив, в какой бестолковой тесноте и суете все это носится сейчас по его квартире, Эдя содрогнулся.
– Они же все разнесут! Где я буду жить? – спросил он испуганно.
Багров, скрестив на груди руки, смотрел на залитые красным сиянием окна. Он только что убедился, что руны успели уничтожить все следы и немедленной погони не будет.
– Да, так и есть. Разнесут. Но я бы особенно не беспокоился.
– С какой это радости? Посмотрю я, как ты запрыгаешь, когда будут громить твою квартиру! – огрызнулся Эдя.
Ирка подумала, что Матвей-то как раз и не запрыгает. У него нет квартиры. И дома нет. И даже имение его родителей едва ли уцелело. И снова спохватилась, что думает о Багрове чаще, чем стоило бы. «Но люблю я все равно Мефодия!» – напомнила она себе.
– Перед тем как исчезнуть, они все вернут на свои места. Есть особые заклинания. Они возвращают пространству прежний вид и стирают память у очевидцев, – сказал Хаврону Матвей.
– Правда? А это еще зачем? – мгновенно успокаиваясь, спросил Эдя.