Билет на погост
Шрифт:
Каждая этикетка будила множество воспоминаний. Я мог мысленно пройти по всем притонам города и вспомнить, где и что именно я пил.
«Древняя Эпоха», «Олд Гранд Дэд», «Олд Кроу», «Старые времена»...
Я любил эти названия — особенно последнее: чем-то оно напоминало тосты «За друзей!», «Ну, вздрогнем!», «За старые времена!».
В самом деле, для меня регулярные встречи с «Старыми временами» остались в прошлом. Все в один голос советуют держаться от любимых когда-то напитков подальше... А может?..
— Что вам угодно?
— Э-э-э, «Старые времена», — неожиданно для самого себя сказал
— Пятую галлона?
— Нет, пинты будет достаточно.
Плоская бутылка из руки продавца мягко скользнула в коричневый бумажный пакет; он заученным движением закрутил его и протянул мне через прилавок; я опустил пакет в карман пиджака и достал чек из бумажника. Тот обвел цену кружком и отсчитал сдачу.
Как говорится, одной бутылки — слишком много, а тысячи — слишком мало. Пинты могло оказаться в самый раз. Для начала.
Глава 17
Через дорогу от моего отеля находился винно-водочный магазин, и теперь даже не скажу, сколько раз я успел побывать в нем за годы беспросветного пьянства. Но сейчас я выбрался на улицу из магазина, расположенного за несколько кварталов от Восьмой авеню, и дорога домой показалась мне бесконечной. Я чувствовал, что люди провожают меня подозрительными взглядами — возможно, так оно и было на самом деле. Наверное, их удивляло выражение моего лица.
Я поднялся к себе в номер, закрыл за собой дверь, достал из кармана куртки бутылку и поставил ее на туалетный столик. Затем повесил куртку в гардероб, снял жакет и бросил его на спинку стула. Поразмыслив немного, я вернулся к гардеробу, вынул бутылку, ощутив ее приятную тяжесть и форму, подержал немного, но положил обратно, не вынимая из упаковки, и подошел к окну: Внизу, на той стороне Пятьдесят седьмой улицы мужчина в куртке, очень похожей на мою, входил в лавку по продаже спиртного. Возможно, он собирался купить бутылку «Старые времена», принести ее домой и, как и я, уставиться долгим взглядом в окно.
Я так и не распечатал эту дрянь. Вместо этого я готов был вышвырнуть ее из окна. Кто знает, может, и она нашла бы свою жертву, точно так же возвращавшуюся из церкви.
О Господи, что же я делаю?!
Я включил телевизор, некоторое время бездумно смотрел в него, затем выключил, подошел к туалетному столику и достал бутылку из бумажного пакетика, потом положил было обратно, но передумал, вытащил ее из пакета, а его выкинул в мусорное ведро, после чего уселся в кресло, откуда стоявшая на туалетном столике бутылка была не видна.
В свое время, когда я только бросил пить, я дал Джен одно обещание.
— Пообещай, что если решишь сделать первый глоток, обязательно перед этим позвонишь мне, — попросила она, и я пообещал.
Да, интересные мысли стали приходить мне в голову.
Но дозвониться до нее я все равно не мог, даже если бы захотел. Она находилась где-то далеко, и я сам запретил ей упоминать кому бы то ни было свой телефон. Даже мне.
Но вдруг она никуда не уехала?! Правда, вчера она сама позвонила мне, как и обещала, но что это доказывает? Я тут же вспомнил, что связь была кристально чистой, безо всяких помех, как будто она звонила из соседней комнаты.
Или — из своей квартиры на Лиспенард-стрит.
Неужели она все-таки осталась в Нью-Йорке?
Нет, это просто невозможно. Но все-таки ничего не мешало позвонить ей. Просто так, на всякий случай.
Я набрал ее номер; телефон стоял на автоответчике. Неужели не осталось в мире ни одной души, у которой не было бы этой проклятой штуковины? Текст был точно таким же, что и в прошлые годы; когда он закончился, я сказал:
— Джен, это Мэтт. Возьми трубку, если ты слышишь меня. — И после минутной паузы добавил: — Это очень важно.
Ответа не последовало, и я повесил трубку. Конечно же, она ведь где-то далеко, за многие мили отсюда — не соврала ведь она мне, в самом деле? Если бы Джен не послушалась моего совета и решила остаться в городе, то прямо сказала бы мне об этом.
А что касается меня, то свое обещание я выполнил — позвонил. А то, что ее дома не было, — ну так что же? Правда, не было по моей вине... Это мои собственные поступки много лет назад сделали этот отъезд необходимым.
Это моя вина. Господи, да разве есть в этом проклятом мире хоть что-то, в чем я не был бы виноват?
Я повернулся. Пинта «Старых времен» так и стояла на туалетном столике, и мягкий свет люстры тускло отражался от ее горлышка. Я поднялся, взял бутылку в руки и всмотрелся в этикетку — сорок градусов. Долгие годы самые популярные сорта виски имели крепость сорок три градуса, пока какому-то гению рыночной экономики не пришла в голову мысль снизить крепость до сорока, а цену оставить неизменной. Так как федеральный акциз на виски определялся содержанием алкоголя, который к тому же обходился производителям дороже, чем чистая вода, те решили увеличить не только свою прибыль, но и спрос на товар, — пьяницам требовалось теперь выпить больше, чтобы достичь того же эффекта. Только лучшие сорта виски по-прежнему выпускались с крепостью пятьдесят градусов. «Джек Дэниэл» — сорок пять. «Дикий Турок» — пятьдесят с половиной.
Эти цифры навсегда отпечатались в моей памяти.
Может быть, следовало купить побольше. Может, даже кварту.
Я опять поставил бутылку на место и подошел к окну. На душе было странно спокойно, но в то же время я был совершенно подавлен. Постояв у окна и бездумно поглядев вниз, я повернулся и вновь уперся взглядом в бутылку, затем включил телевизор и бездумно пощелкал каналами, совершенно не обращая внимания на экран. Пройдя по всем ним два или три раза, я выключил «ящик».
Зазвонил телефон. С мгновение я постоял перед ним в недоумении; раздались три звонка, прежде чем я поднял трубку и сказал: «Алло».
— Мэтт, это Том Гавличек, — послышалось в ней. Какое-то мгновение я безуспешно пытался вспомнить, кто бы это мог быть, и имя всплыло у меня в памяти как раз в тот момент, когда он сам добавил: — Из Массилона. Прекрасный Массилон, помнишь?
Прекрасный? Мне не сразу пришло на ум, что ответить на это, но, к счастью, возражать я не стал.
— Я просто решил позвонить тебе, — добавил Том, — чтобы узнать, как обстоят у тебя дела. Есть прогресс?..
«Да, и большой», — подумалось мне. Теперь каждые пару дней маньяк убивает кого-нибудь. Нью-йоркская полиция, как обычно, не понимает, что происходит, а я остался в дураках.