Билет на погост
Шрифт:
— Да, это верно.
— По крайней мере так я полагала прежде, — добавила она, с улыбкой взглянув мне в лицо. — Неприятности ведь периодически случаются с каждым.
— Конечно.
— Возможно, поначалу Конни и нравилась такая жизнь. Она была полноватой и не пользовалась успехом в годы учебы, а тут внезапно обнаружилось, что мужчины хотят ее и находят исключительно привлекательной. Но она уже была по горло сыта проституцией к тому времени, как встретилась с Филиппом Стэдвантом. Они буквально с ума сходили друг по другу и отправились в Огайо, чтобы
— А затем он проведал о ее прошлом, обезумел и убил ее.
— Да нет.
— Нет?
Элейн отрицательно покачала головой.
— Она сразу почему-то все рассказала ему. Для Конни это был мужественный и, как выяснилось, совершенно правильный шаг. Его мало заботило ее прошлое, а преграда, которая могла остаться между ними, разрушилась. Он был гораздо старше Конни, лет на пятнадцать — двадцать, и гораздо опытнее. Филипп очень много путешествовал, несмотря на то, что всю жизнь прожил в Массилоне. Чем занималась его супруга до их знакомства, его не очень волновало. Насколько я понимаю, он даже не задумывался об этом, особенно с тех пор, как увез ее из Нью-Йорка.
— И они зажили счастливой жизнью?..
Элейн помолчала.
— За это время я получила от нее пару писем, — продолжила она через некоторое время. — Только пару, так как я никогда не отвечаю на них, а люди не любят, когда им не отвечают, и перестают писать сами. В основном от Конни приходили открытки к Рождеству. Ты видел когда-нибудь, чтобы к Рождеству присылали открытки с фотографиями детей? А я получила от нее пару таких. Прекрасные ребятишки, да ты и сам можешь себе их представить. Филипп был очень обаятельный мужчина, это видно и по фотографии, а какой была Конни, ты, должно быть, помнишь.
— Да.
— Жаль, что у меня не сохранилась последняя ее открытка. Я не из тех, кто годами хранит подобные вещи; к десятому января все открытки оказываются в мусорной корзине, так что показать их не могу, а больше уже никогда не получу...
Она беззвучно затряслась в рыданиях, но вскоре смогла взять себя в руки и глубоко вздохнула.
— Не представляю себе, что могло заставить его пойти на такое, — честно признался я.
— Это не его рук дело. Я достаточно хорошо знала его.
— Иногда люди могут решиться на самые неожиданные поступки.
— К нему это не относится.
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Я не знаю ни одной живой души в Кантоне или Массилоне, — пояснила Элейн. — Там у меня была только одна подруга — Конни, и единственный человек, знавший о нашей с ней дружбе, был Филипп Стэдвант. Теперь оба они мертвы.
— Ну и что?
— Так кто же прислал мне эту вырезку?
— Это мог сделать кто угодно.
— Что ты имеешь в виду?
— Она могла рассказать о тебе своим новым друзьям или соседям. После этого кошмарного убийства друзья могли найти в бумагах Конни твой адрес и, вполне возможно, решили оповестить тебя о случившемся.
— И они послали мне одну лишь вырезку из газеты? И ни слова о случившемся?
— А в конверте больше ничего не было?
— Ничего.
— Возможно,
— И даже забыли написать на конверте обратный адрес?
— Конверт сохранился?
— Да, он в другой комнате. Обычный белый конверт, на котором печатными буквами написано мое имя.
— Можно на него взглянуть?
Она кивнула. Я опустился в кресло и внимательно посмотрел на картину, за которую какой-нибудь сумасброд мог бы отвалить полсотни тысяч долларов. Однажды я чуть было не разрядил в нее револьвер; об этой истории я не вспоминал уже много лет, но теперь она сразу пришла мне на ум.
Конверт оказался точно таким, как его описала Элейн, — дешевым и ничем не примечательным. Имя и адрес были написаны печатными буквами шариковой ручкой. Обратного адреса не было ни внизу, ни с обратной стороны.
— Есть штемпель Нью-Йорка, — сказал я.
— Вижу.
— Так что, если его послали тебе друзья Конни...
— ...значит, они привезли газетную вырезку с собой в Нью-Йорк и уже здесь запечатали в конверт и кинули в почтовый ящик.
Я встал и в задумчивости подошел к окну.
— Есть другое объяснение, — произнес я наконец, повернувшись к Элейн. — Кто-то убил ее, детей и мужа.
— Да.
— Затем он представил это как кровавую резню, учиненную отцом семейства, и сам позвонил в полицию. Потом дождался, когда о преступлении сообщат местные газеты, вырезал статью, привез в Нью-Йорк и здесь опустил в почтовый ящик.
— Да.
— Полагаю, ты и сама догадалась, кого я имею в виду.
— Тогда он пообещал, что убьет Конни, — сказала она. — И меня. И тебя.
— Мало ли чего он пообещал!..
— "Тебя и всех твоих девок. Скаддер!". Вот что он сказал тогда тебе.
— Немало подонков угрожали мне расправой за эти годы. Нельзя воспринимать всю эту чепуху всерьез. — Я вновь подошел к столу и подержал в руках конверт, как будто пытаясь ощутить окружавшую его тонкую психическую ауру. Если что-то подобное и существовало в действительности, мне не дано было это почувствовать.
— Но почему именно сейчас? — удивленно произнес я. — Когда все это было, лет двенадцать назад?
— Что-то около этого.
— И ты действительно думаешь, что это его работа?
— Я абсолютно уверена в этом.
— Мотли?
— Да.
— О Господи!.. — пробормотал я. — Джеймс Лео Мотли!
Глава 3
Итак, Джеймс Лео Мотли. Впервые это имя я услышал здесь же, в этой квартире, только не в черно-белой комнате. В один прекрасный день я позвонил по телефону Элейн, договорился о встрече и вскоре приехал. У нее уже был готов коньяк для меня и диетическая кола — для себя, и несколькими минутами позже мы оказались в ее постели. Неожиданно мне бросилось в глаза странное пятно на грудной клетке; я показал на него пальцем и поинтересовался, что это такое.