Билет на вчерашний трамвай
Шрифт:
Я приходила на работу, выполняла свои обязанности, а в тех редких случаях, когда Женька заходил к нам в барак, подчеркнуто не обращала на него внимания. Но оказалось, что конспиратор из меня хреновый…
– Ксеня, зайди к Ирине. Она сейчас звонила… – испуганно сказала Вера Захаровна, опустив на рычаг телефонную трубку.
Я встала, прилепила над своим столом стикер с номером телефона очередного страждущего исцеления клиента и по пути заглянула в Пашкин отсек. Он меня не видел, потому что снова
Что ж, придется идти, не спросив дружеского совета.
Я вышла в коридор и постучала в соседнюю дверь:
– Можно?
– Входи.
Ирина сидела за столом, который на этот раз не был завален бумагами. И коробки отсутствовали.
– Я тебя предупреждала? – тихо, с нескрываемой яростью спросила начальница.
– О чем? – Я решила потянуть время, хотя уже знала, что мне сейчас скажут.
– Я просила тебя не разочаровывать меня! – Ирина повысила голос. И допустила большую ошибку. Терпеть не могу повышенный тон.
– На полтона ниже! – процедила я сквозь зубы, понимая, что сейчас мне тоже придется поорать.
– А ты мне тут не вякай, соска трехрублевая! Я тебя предупреждала, что ты сюда работать пришла, а не рожей торговать! На Кямрана я еще глаза закрывала, но мой сын… Шваль подзаборная!
– Валерьянки выпей, старая истеричка. У тебя климакс. К участковому гинекологу пора на учет вставать, а ты все морщинами своими трясешь над малолетками! Глаза разуй, дура. Кому ты нужна, банан сушеный? Лимитчика какого-то из обезьянника вытащила за пятихатку, отмыла, на работу устроила – вот он тебе жопу и лижет.
Ирину перекосило:
– Мой сын таких, как ты, три вагона перетрахал! И ты ко мне в родню не набивайся! Я вас, сук предприимчивых, за километр вижу! Учти, ни ты, ни твой ублюдок в мою семью никогда не войдут!
И вот тут меня словно дернули за кольцо. Я подлетела к начальнице вплотную и выплюнула в ее искаженное злобой лицо:
– Я своего сына от законного и любимого мужа родила, а не от дворника-алкаша, которому ты давала за московскую прописку! И завали свой ковш, пока я тебе зубной протез не сломала. Женя твой меня не трахает. Это я его трахаю. И буду трахать. Пока мне не надоест. Попробуй запрети ему со мной общаться. Ну? Сказать, куда он тебя пошлет, мамаша хренова?!
– Сука! – завизжала Ирина.
Я сделала шаг назад, заправила за ухо выбившуюся прядь волос и, широко улыбаясь, показала бывшей начальнице средний палец.
В том, что я тут больше не работаю, можно было не сомневаться.
– Чтобы в пять минут собрала свои шмотки и выкатилась отсюда! – крикнула мне вслед Ирина, но я уже закрыла за собой дверь.
В коридоре, что было совершенно предсказуемо, я наткнулась на Женьку.
– Орала?
– Ну, да. Было малость.
– Выгнала?
– Само собой. Сейчас пойду рыдать.
– Иди в офис, я к ней зайду. И он вошел к матери в кабинет.
А
– Я тебе кислород перекрою! – доносился до меня Иркин голос. – Тебя даже дворником никуда не возьмут, понял! На что ты жить будешь, а? На какие шиши свою марамойку по ресторанам водить? Что, опять строил из себя наследного принца? А может, тебе напомнить, что ты один раз уже поиграл в хозяина Медной горы и у тебя есть дочь семи месяцев?!
– Да подавись ты своими бабками! Я с ней жить хочу! Я тебе ни слова не сказал, когда ты этого полугрузина-полуобезьяну домой притащила! «Знакомься, Женечка, это мой гражданский муж!» Вот и ты заткнись!
Про Женькину дочь я знаю. С ее матерью он не живет, но деньгами поддерживает. А вот Иркины обещания перекрыть сыну кислород мне совсем не улыбаются. Я с сегодняшнего дня безработная. Мало того, что мне теперь мама плешь проест, что надо работу снова искать, так еще и Женьку на горбу своем тащить?! Какого рожна, интересно? Секс – еще не повод, чтоб мужика кормить. Да и кормить-то его, откровенно говоря, не за что. Так, максимум «Доширак» заслужил.
– Ну и вали к своей шалаве! – снова донеслось из кабинета.
– Да пошла ты…
Женька пулей вылетел оттуда, вытер мокрый, вспотевший лоб.
– Ты вещи собрала?
– Нет еще.
– Так не стой столбом! Щас уезжаем отсюда.
– Куда? – поинтересовалась я. – И знаешь, что: еще раз в подобном тоне мне что-то скажешь – пойдешь туда, куда тебя еще никто не посылал, понял?
Он сделал глубокий вдох, тяжело выдохнул:
– К тебе. Извини, я на нервах.
– Я тоже. А почему ко мне? Женька опустил голову и тихо сказал:
– Потому что мне теперь жить негде…
Приехали. А все мое воспитание виновато. Меня учили жалеть бездомных, сирых и убогих, запрещали смеяться над алкашами и даунами и разрешали держать в картонной коробке возле двери больных голубей. И сейчас оно мне здорово подкузьмило, воспитание мое.
– Ладно, жди меня тут.
Я вошла в офис и встала в дверях. Шестнадцать пар глаз уставились на меня, и в ту же секунду секунд из секций донеслось:
– Извините, Марфа Даниловна… Простите, Ефим Иваныч… Прощу прощения, Зинаида Яковлевна… К нам тут главврач зашел… Одну секунду…
Потом повисла гробовая тишина. Даже Вера Захаровна сняла телефонную трубку и положила ее на стол.
Я молчала, сражаясь с подступающими слезами. За две недели я привязалась ко всем. Особенно к Пашке.
Проглотив горький ком, я изобразила улыбку.
– Ну что, давайте прощаться? Народ загудел.
– За что?!
– Ксюх, ты не горячись, успокойся!
– Не расстраивайся, ты ж москвичка!
– Это беспредел!
– Бабские разборки устроили…
Пашкин голос перекрыл весь этот гул: