Билет в неизвестность
Шрифт:
Люсьен уехал сразу после обеда, заранее попрощавшись с Беверли и Дэвидом.
— Доктор только что звонил и просил передать, что будет дома гораздо раньше, чем думал, — сообщила стоявшая на пороге гостиной Лизель.
— Спасибо, фрейлейн Нейгер, — ответила Каро и пошла к окну. Делать было нечего, кроме как смотреть в окно и ждать, когда подъедет муж. Он вернулся даже раньше, чем думала сама Каро, и, войдя в гостиную, он сразу увидел ее.
— Я подумал, что тебе будет одиноко, когда твоя дочь уедет.
Она со слабой благодарной улыбкой взглянула на него:
— Правильно сделал, что позвонил.
Он подошел и обнял ее:
— Я хотел поужинать с тобой сегодня в ресторане, но решил, что лучше будет устроить все это дома. В тишине и спокойствии. За эти дни
Снова тишина и спокойствие! Впрочем, для Каро это был самый прекрасный ужин наедине с Люсьеном с момента их свадьбы. После он играл для нее на фортепиано, и они долго обсуждали Дэвида и Беверли. Он был очень высокого мнения о Дэвиде, хотя о Бев в основном молчал. Но тут раздался телефонный звонок. Одному из пациентов клиники стало хуже, и Люсьен, быстро собравшись, уехал. Конечно же, как и всегда, он сказал, чтобы его не ждали, но Каро не послушалась и устроилась в кресле в гостиной. Время медленно тянулось, и сон сморил ее.
Проснувшись, она увидела Люсьена, склонившегося над ней.
— Почему ты не пошла спать, как я сказал?
— Потому что хотела тебя дождаться. Хочешь, я сварю тебе кофе? А еду надо только немного разогреть.
— Нет, спасибо, — устало ответил он. — Я ничего не хочу.
— Был серьезный случай?
— Пневмония, — коротко ответил он. — Могло быть и хуже, а теперь, юная леди, хватит болтать, и в постель, пока не замерзла!
Утром она проснулась с температурой и болью в горле. Может быть, это произошло из-за того, что она провела большую часть ночи в кресле, а было довольно холодно. А может быть, думала Каро, из-за того, что весь долгий вчерашний вечер ей хотелось оказаться на месте того человека, ради которого муж все бросил, оставив ее в тоске и одиночестве. Да, это были неправильные, мелочные мысли. Но ведь и она ничем не провинилась и не заслужила такой несправедливости. Подошел Люсьен, сел на край кровати и обеспокоенно взял ее за руку, при этом машинально стал отсчитывать ее пульс.
— Тебе лучше оставаться в постели. Я пришлю тебе чего-нибудь перекусить. Принимай лекарства — это поднимет тебе настроение. Вполне возможно, что к вечеру ты сможешь уже подняться на ноги.
Он погладил ее волосы, нежно поцеловал в висок и ушел. Через несколько минут фрау Бауэр принесла поднос с завтраком. Утренний кофе был заменен молоком, на тарелочке лежали три разноцветные пилюли. Каро с отвращением взялась за стакан. Даже когда болела Беверли, она редко заставляла дочь пить эту гадость. Хотя девочка, кажется, была к горячему молоку просто равнодушна, а отказывалась от него ради каприза.
Ровно в одиннадцать часов Каро безуспешно пыталась убедить фрау Бауэр, что вторая порция молока, как и все последующие, — это уже лишнее. На пожилую экономку ее слова не производили никакого впечатления, вернее, оскорбляли до глубины души эту истинную дочь Швейцарии, твердо убежденную, что молоко с альпийских лугов есть начало и конец любого лечения. Именно в ту минуту, когда, позорно сдавшись, Каро давилась этим целебным питьем, сдобренным лучшим швейцарским медом, в спальню вошел посыльный с огромной коробкой. Радуясь удобному предлогу, Каро отставила ненавистный стакан и сделала вид, что совершенно поглощена процессом распаковывания посылки. Ее мучительница тем временем перелила все в маленький серебряный чайник и повесила его над спиртовкой, давая понять, что пытка только откладывается. В коробке оказался огромный, праздничный, жизнерадостный букет роз. Фрау Бауэр поставила его у изголовья кровати, и Каро нашла среди цветов карточку: «Я бы очень хотел, чтобы ты была моим единственным пациентом на сегодня, но, к сожалению, это невозможно. Поэтому пусть эти розы расскажут тебе, как много я о тебе думаю».
Прочитав все это, она расплакалась от счастья. Она пролежала в постели почти неделю, к немалому удивлению Люсьена, который поначалу не считал болезнь Каро серьезной. Однако какие-то таинственные симптомы, видимо, убедили его, что он ошибался. Это была неделя сплошных удовольствий. Потому что она утопала в его заботе, каждый день постоянно получала цветы, книги и всевозможные неожиданные подарки.
Лето горело за окном. Каро переживала все это великолепие пылающих рассветов, золотых дней и ароматных звездных ночей как волшебный, но стремительный вихрь, так плотно теперь была заполнена ее жизнь. Она узнала множество разных интересных или неинтересных, но известных людей, побывала на десятках званых вечеров, и сама не раз устраивала их. Несмотря на то что они с мужем виделись довольно редко, они все равно успели слетать в Рим, Осло и Мадрид. А в Париже они опять устроили себе маленький медовый уик-энд.
В последний раз они посетили и Мюнхен. Это был не совсем отдых — Люсьена, как видного специалиста в своей области, пригласили дать экспертное заключение по поводу небольшого скандала с допингом в сборной Восточной Германии. Как раз в тот день, когда они собирались улетать в Оберлакен, произошли печально известные мюнхенские события. Арабская террористическая группировка «Черный сентябрь» захватила в заложники одиннадцать спортсменов. По роковому стечению обстоятельств, Люсьен и Каро подъехали к закрытому аэропорту как раз в тот момент, когда взорвался вертолет с террористами и заложниками. Тогда они испытали сильный шок. После путешествия Каро вернулась домой с тягостным чувством, что их безоблачной жизни наступил конец.
Она иногда ловила себя на мысли, что не может понять, что Люсьен порой скрывает под всегда одинаковой маской безучастной любезности, которую она все чаще видела на его лице. И еще на его поведении стала сказываться резкая и немотивированная смена настроения. Иногда за ужином в ресторане он за весь вечер мог не проронить ни слова, а на следующее утро вдруг становился слишком оживленным. Каро поздно «включалась», чтобы начать новый день, ей нужно было пару часов раскачиваться, а Люсьен в это время мог засыпать ее вопросами о сегодняшних планах, рассказывать разнообразные истории, шутить. Каро не раз раздражалась, отвечала резко. Это действовало на Люсьена как ушат ледяной воды, он замолкал, быстро собирался и уезжал в клинику или уходил в офис. Тогда Каро могла не увидеть его до следующего утра.
Каро регулярно получала очень веселые письма от Беверли, которая делилась важными новостями из своей только что начинавшейся самостоятельной жизни. Например, она рассказывала, что переставила мебель на свой вкус или что целый день провела в поездках по магазинам. Миссис Мозес передавала через Беверли, что квартира содержится в идеальном порядке, и таким образом Каро понимала, что Энни постоянно присматривает за девочкой, не давая ей делать совсем уж вопиющих ошибок.
За два месяца Каро очень подружилась с Брайаном Вудхиллом. Так получилось, что они довольно часто встречались: их обоих приглашали на одни и те же званые вечера, они оба с удовольствием посещали симфонические концерты на открытой эстраде в парке Крузааль. Иногда они просто пили где-нибудь кофе — у них было много общих тем для разговора. Иногда они катались по озеру на лодке. Однажды они оба были приглашены на чашку чая к тетушке Гертруде. Там собрался тот же тесный кружок, что присутствовал на первом званом вечере в доме Каро и Люсьена. Это был один из самых прекрасных дней, но Каро и Брайану быстро наскучило сидеть в душной комнате в такую замечательную погоду. Под благовидным предлогом они исчезли и сбежали на озеро. Когда они возвращались к пристани, Каро была разрумяненная и в прекрасном настроении. Когда Брайан разворачивался к берегу, вода с весла плеснула ей на босоножки, и она немного намочила ноги. На пирсе их ждал Люсьен.
— Если твои туфли промокли, то лучше я отвезу тебя домой, — несколько грубо сказал он.
— Мне очень жаль, что они намокли, это моя вина, — начал извиняться Брайан, когда Люсьен завел машину.
— Не подвезти ли вас в город, мистер Вудхилл? — услышали они вдруг знакомый звонкий голос. Ольга Спиро стояла у открытой дверцы своего алого «феррари». «Как странно, — подумала Каро, — в гостях у тетушки Гертруды Ольга обмолвилась, что через два часа уедет с важным визитом в Берн. Но она же должна безнадежно опаздывать».