Билет в забвение
Шрифт:
Рядом с водителем была женщина, и сэр Маркус сначала подумал, что это его дочь. Он протянул руки, чтобы поприветствовать ее, но снова опустил их, когда ловушка приблизилась настолько, что он смог узнать Рода Уиллс. Он собрался с силами. Ее внешность была, по крайней мере, положительным признаком того, что похититель был готов выполнить свои обязательства. Обратив свое внимание на мужчину, он изучал его со смесью интереса и отвращения. Это был похититель, который схватил Имоджин и держал ее в плену. Сэра Маркуса охватило непреодолимое желание убить этого человека, но у него не было ни оружия, чтобы сделать это, ни сил даже пошевелиться. Явная чудовищность того, что было вовлечено в противостояние, парализовала его.
Когда
«Где моя дочь?» хрипло спросил он.
«Она ждет на деревьях с моим другом», — сказал Уайтсайд, ткнув большим пальцем через плечо. «Когда я удостоверюсь, что вы привезли выкуп, Имоджин будет освобождена».
«Если ты поднял на нее руку…»
Слова замерли у него на губах. Он был не в том положении, чтобы угрожать, и чувствовал себя нелепо из-за этого. Его взгляд переключился на Роду Уиллс.
«Моя дочь невредима?» спросил он.
«Да, сэр Маркус», — неуверенно ответила она.
«Где ее держат?»
«Вопросы буду задавать я», — сказал Уайтсайд, спрыгивая с коня и направляясь к нему. «У вас было наглядное доказательство того, что эти две дамы в моей власти. Давай посмотрим, принес ли ты то, что я просил, хорошо?»
Когда мужчина открыл сумку, у сэра Маркуса закружилась голова. Он едва мог видеть, как Уайтсайд пересчитывает свою добычу. Ему стоило больших усилий просто оставаться на ногах. Рода молча наблюдала, отчаянно желая выкрикнуть предупреждение, но слишком хорошо осознавая последствия как для себя, так и для Имоджин. Похититель улыбнулся сэру Маркусу.
«На этот раз ты выполнил приказ», — сказал он с одобрением. «Ты также пришел лично. В прошлый раз вместо тебя пришел другой человек. Это меня разозлило».
«Я хочу вернуть свою дочь».
«Будьте терпеливы, сэр Маркус. Я приведу ее к вам».
«Почему ее сейчас нет здесь? «он повернулся к Роуд. «Ответь мне, женщина.
«У нее больше здравого смысла», — сказал Уайтсайд, бросая сумку в ловушку и поднимая камень, которым было прикреплено послание к скале. «Ты увидишь Имоджин в свое время». Он сел рядом с Родой. «А пока у вас важное задание, сэр Маркус.
«Что это? — спросил я.
«Тебе нужно немного погоняться».
Встав, Уайтсайд бросил камень в лошадь сэра Маркуса и попал ей в бок. Животное протестующе заржало и понеслось вдоль ручья. Сэра Маркуса обманули. Он расстался с огромной суммой денег и ничего не получил взамен. Дрожа от бессильной ярости, он не знал, идти ли за своей лошадью или бежать к другой ловушке. Уайтсайд мгновенно исключил второй вариант. Щелкнув кнутом, он описал животное полукругом, прежде чем оно галопом понеслось через долину. Подпрыгивая рядом с ним, Рода оглянулась через плечо в немом извинении за ту роль, которую ей пришлось сыграть в этом обмане.
Потрясенный, обиженный и в отчаянии сэр Маркус тяжело опустился на каменный мост.
Колбеку не понадобился телескоп, чтобы увидеть, что произошло. Даже с такого расстояния он мог распознать мошенничество. Вскочив в седло, он пришпорил свою лошадь и помчался вниз по склону к самой долине. Хотя он хотел отправиться за другой ловушкой, он чувствовал необходимость восстановить транспортное средство сэра Маркуса, иначе и он, и Таллис оказались бы в затруднительном положении. С этой целью он поскакал галопом по траве под углом,
Вдалеке он мог видеть пронзительное зрелище сэра Маркуса Бернхоупа, сидящего на мосту в состоянии тяжелой утраты. Его сердце переполнилось сочувствием к этому человеку. Посмотрев далеко направо, Колбек увидел кое-что еще, что вызвало у него немедленное сочувствие.
Виктор Лиминг вел свою лошадь под уздцы и с явным трудом трусил по траве. Это было яркое изображение хозяина и слуги. Уверенно держась в седле, Эдвард Таллис явно пользовался своим более высоким положением.
Имоджен Бернсайд, крепко привязанная к стулу, чувствовала себя униженной. Хотя веревка впивалась ей в запястья и лодыжки, больше всего ее беспокоил носовой платок, засунутый в рот. Удерживаемая на месте кляпом, она чувствовала себя так, словно ее душат до смерти. И все же ее физическая боль была незначительной по сравнению с душевными пытками, которым она подвергалась. Это было мучительно. Она предала свою семью, чтобы быть с мужчиной, которого любила, только для того, чтобы обнаружить, что он использовал ее как пропуск к состоянию, полученному от ее отца. Казалось, не было предела злобности Теренса Уайтсайда и его сообщника. Это заставило ее задуматься, что произойдет, когда они вернутся. Связанная и неспособная защищаться, она могла легко подвергнуться насилию. Теперь, когда ему больше не нужно было надевать маску вежливости, Каллен уже начал глазеть и на нее, и на ее горничную.
Куда они увезли Роду? Этот вопрос не давал покоя Имоджин. Что они с ней сделали и сможет ли ее горничная когда-нибудь простить ее за то, что она втянула их в непрерывное испытание? С тех пор, как раскрылась истинная ситуация, ни один из мужчин не проявил ни малейшего уважения к своим пленницам. Имоджин и Рода держались в рамках громких обещаний и роскошного жилья. Теперь в них не было необходимости. Страшные угрозы и веревки были в порядке вещей. Она и ее горничная могли ожидать большего в предстоящие дни. Шли часы, и Имоджин чувствовала, что ей трудно дышать, а путы перекрывают кровообращение. Когда она думала о своей семье, раскаяние подобно расплавленной лаве разливалось у нее в голове. Ее мать, и без того слабая здоровьем, была бы подавлена ее исчезновением. Ее отец также сильно страдал бы.
Затем были ее родственники в Оксфорде. Ее дядя и тетя были богобоязненными людьми, которые никогда бы не поняли непреодолимого желания, которое у нее возникло, покончить с одной жизнью и начать новую, предположительно лучшую. Она поступила вопреки всему, во что ее воспитывали. Оглядываясь назад, она сама не могла этого понять и никогда никого не убедила бы, что ее порыв был похвальным. Джордж Вон был единственным человеком, который мог оценить ее стремление к свободе, потому что он сам испытывал это желание. Его сестра Эмма была бы в ужасе от того, что сделала ее кузина. В ее глазах это было бы совершенно предосудительно. Как насчет Перси, дьякона церкви, посвятившего свою жизнь выполнению священной цели? Он был тем, кого она больше всего сожалела о том, что шокировала и предала. Это было несправедливо по отношению к нему. Перси Вон всегда был добр, терпелив и неуклюже нежен с ней. Имоджен не хотелось бы терять его нетребовательную любовь, но даже у него сейчас не нашлось бы на нее времени.