Бинти
Шрифт:
– Из чего это сделано? – спросил он, поднося эдан к сканеру. – Металл не определяется.
Я пожала плечами, слишком хорошо сознавая, что люди, что стоят позади меня в очереди, смотрят на меня. Для них, скорее всего, я не отличалась от тех, кто обитал в пещерах пустыни за городом, так почерневших на солнце, что они походили на ходячие тени. Что скрывать, увы, и во мне текла кровь Пустынников – со стороны отца; вот откуда у меня такие буйные волосы и темная кожа.
– В вашем удостоверении личности указано, что вы – мастер гармоний, одна из тех, что создает самые совершенные астролябии, – сказал он. – Но этот предмет – не астролябия. Вы его сами сделали? И как вы могли его сделать,
– Не я его сделала, – сказала я.
– Тогда кто?
– Это… просто очень древняя вещь, – сказала я, – никаких расчетов с ее помощью делать нельзя. Это просто старая счетная машинка, я ношу ее с собой на удачу.
Это частично было ложью. Но даже я не знала наверняка, что эдан может, а чего не может.
Таможенник посмотрел на меня так, словно хотел еще о чем-то спросить, однако смолчал. Низшие чины брали на службу после начальной школы, но работа научила их смотреть на всех сверху вниз. Особенно на таких, как я. И так повсюду, к какому народу бы они ни принадлежали. Он и понятия не имел, что такое «счетная машинка», но ни за что не выказал бы, что я, нищая девчонка-химба, образованна лучше, чем он сам. Не перед этими людьми. Так что он скоренько велел мне пройти, и вот я уже стою перед входом в корабль.
Коридор был таким длинным, что конец его терялся вдали, так что я стала разглядывать вход. Корабль был великолепным образцом биотехнологий. «Третья Рыба» относилась к «Мири-12», организмам, по своей анатомии напоминавшим креветок. Это были спокойные, незлобивые создания с наружным экзоскелетом, способные выжить в жестких условиях космоса. Генные инженеры вырастили в их телах три дыхательные камеры, а биотехнологи внедрили туда быстрорастущие растения, которые не только снабжали эти огромные помещения кислородом, производя его из углекислого газа, который поступал к ним из других сегментов корабля, но и поглощали бензиновые пары, формальдегид и трихлорэтилен. Одно из самых интересных инженерных решений, о которых я только читала. Когда я размещусь на корабле, я обязательно уговорю кого-нибудь из экипажа показать мне эти удивительные комнаты. Но в этот миг все эти тонкости меня не занимали – я стояла на пороге, позади был мой дом, впереди – будущее.
Я шагнула в коридор.
Так это все и началось. Я отыскала свою каюту. Я отыскала свою группу – еще двенадцать новичков, все люди, все кушиты, всем от пятнадцати до восемнадцати лет. Часом позже я и все остальные отыскали судового техника и упросили его показать нам дыхательные камеры. Я оказалась не единственным новичком Оозма Уни, который мечтал увидеть в действии все эти потрясающие технологии. Воздух был насыщен запахами джунглей и неведомых лесов, о которых я только читала. Все – от пола до потолка – заросло длиннолистыми растениями. Они буйно цвели, и я готова была стоять там часами, вдыхая их мягкий аромат.
Спустя несколько часов мы встретились со старшим группы. Им оказался суровый старый кушит, который оглядел нашу дюжину и, остановившись взглядом на мне, спросил:
– Почему ты вымазана этой глиной? И почему у тебя на щиколотках столько стальных браслетов? Разве тебе не тяжело?
Когда я объяснила ему, что я химба, он холодно сказал:
– Знаю, но ты не ответила на мой вопрос.
Я объяснила ему, что такова наша традиция ухода за кожей, а стальные браслеты на лодыжках предохраняют нас от укусов змей. Он долго рассматривал меня, и все остальные тоже уставились на меня, точно на какую-нибудь удивительную бабочку.
– Ты можешь накладывать свой отжиз, – сказал он наконец, – но не переборщи, а то измажешь корабль. А если эти браслеты и впрямь предохраняют от укусов змеи, то здесь в этом нет нужды.
Я сняла браслеты, оставив по паре на каждой лодыжке – достаточно, чтобы звенеть при ходьбе.
На корабле я оказалась единственной химба среди пяти сотен пассажиров. Мой народ обожает всякие новшества, но нас мало, мы предпочитаем не выделяться и, как я уже говорила, редко покидаем Землю. Мы предпочитаем исследовать внутренний космос, а не внешний. Еще ни один химба не поступал в Оозма Уни. Так что в моей исключительности не было ничего удивительного. Однако от этого мне было не легче.
Корабль был битком набит общительными людьми, которым страсть как нравилось вычислять, исследовать, открывать новое, изобретать, читать, учиться. Эти люди не принадлежали к химба, но они и были моим народом; я все еще оставалась химба, но нас объединяло нечто большее. У меня быстро появились друзья. А спустя две недели полета и близкие друзья.
Оло, Реми, Квуга, Нур, Анаяма, Роден. В моей группе были только Оло и Реми. С остальными я познакомилась в столовой или в аудитории, где профессора, что были на борту корабля, читали лекции. Эти девушки из многоэтажных домов никогда не пересекали пустыню, никогда не наступали на змею, что прячется в сухой траве. Солнце не жгло их лишь потому, что они прятались от него за шторой. И все же эти девушки понимали, что я имею в виду, говоря о «ветвистости».
Мы сидели в моей каюте (потому что, поскольку я почти не взяла с собой вещей, она была самой свободной) и подначивали друг друга смотреть на звезды и описывать их как можно более сложными уравнениями, а потом делить эти уравнения пополам и опять пополам и так до бесконечности. Когда у вас получается математический фрактал достаточной длины, вы можете ускакать с ветки на ветку так далеко, что рискуете заблудиться в математических дебрях. Мы не покорили бы Вселенную, не будь на это способны, но дело это нелегкое. Но мы были лучшие, и состязались друг с другом, пытаясь подобраться ближе к тому, что обычные люди называют «Бог».
И там был Геру. Я ни разу с ним не заговорила, но мы улыбались друг другу с разных концов стола за обедом. Прежде он жил в одном из городов, таких далеких, что я вполне могла счесть их порождением своей фантазии; там шел снег, мужчины скакали верхом на огромных серых птицах, а женщины умели говорить с этими птицами, не раскрывая рта.
А однажды Геру с какими-то своими друзьями стоял за мной в очереди на раздаче еды. Я почувствовала, как кто-то дернул меня за одну из косичек, и резко повернулась, уже готовая рассердиться. Я встретила его взгляд, и он быстро отпустил мои волосы и поднял руки, словно защищаясь.
– Я просто не мог удержаться, – сказал он. Кончики его пальцев окрасились отжизом.
– Не в состоянии держать себя в руках? – огрызнулась я.
– У тебя ровно двадцать одна косичка, – сказал он, – и в каждой по три переплетенных прядки. Это какой-то код?
Я хотела ответить, что это и вправду код и что особым образом заплетенные косички могут рассказать все про мое происхождение и родню, культуру и историю. Что этот код разработал мой отец, а мать и тетушки показали мне, как вплетать его в волосы. Однако при взгляде на Геру сердце мое вдруг забилось так быстро, что все слова куда-то подевались, так что я просто пожала плечами и отвернулась, чтобы принять свою тарелку с супом. Геру был высоким, и я никогда не видела таких белых зубов, как у него. И он был очень хорош в математике, мало кто усматривал код в том, как я заплетаю свои волосы.