Бинтование душевных ран или психотерапия?
Шрифт:
Второе применяемое им понятие — «естественность» — тесно связано с фрейдовской концепцией культуры как репрессивного начала, негативно влияющего на психику человека. Культура исторически формируется как мощная и хитрая власть, проникающая в индивида изнутри и выставляющая в душе наблюдательные вышки Супер-Эго. Именно благодаря Супер-Эго формируется теневой мир — подвалы бессознательного, куда сгружены все желания и страсти, спонтанной реализации которых поставлен заслон. «Обнаружилось, — писал 3. Фрейд в работе "Недовольство культурой", — что человек невротизируется, ибо не может вынести всей массы ограничений, налагаемых на него обществом во имя своих культурных идеалов». И хотя 3. Фрейд в целом высоко оценивал культуру как великое средство защиты от угрожающих нам страданий, психоаналитическая
Итак, естественное и спонтанное поведение должно заменить, с точки зрения Профессора, поведение морализированного, сдержанного человека, приученного следовать этикету и вежливости.
Самые истовые ученики Профессора полностью следуют его правилам. Они теперь не здороваются и не прощаются, не спрашивают у других, «как дела» и вообще не обращают на этих «других» внимания. Они делают, что им удобно, в любое время дня и ночи. Например, могут заявиться к вам в гости, когда вы их не звали; не спросить, есть ли у вас время на беседу; залезть к вам в холодильник, не спросив разрешения, поесть, не предложив хозяину разделить трапезу; после чего в любой момент встать и уйти. Это и есть «естественность». К чему лишние церемонии? К чему быть рабом сковывающих культурных норм? Индивидуальная свобода превыше всего! Спонтанность без берегов. Захотел поесть — поел. Захотел поспать — поспал. А если вам неудобно, то это сугубо ваши личные проблемы. Правда, любителям такого рода «естественности» пока везет. Им все время попадаются культурные люди, которые, являясь рабами норм вежливости, не гонят их в шею, следуя совершенно естественному и спонтанному в этом случае побуждению. Сдерживаются. Но надолго ли терпения хватит?
«Индивидуальная свобода, — писал 3. Фрейд, — не является культурным благом. Она была максимальной до всякой культуры, не имея в то время, впрочем, особой ценности, так как индивид не был в состоянии ее защитить». Опираясь на это положение, Профессор учит своих невротичных подопечных быть «свободными, как животные». Следовать принципу, изложенному в «философеме» одного известного поэта: «Хорошо быть кисою, хорошо собакою, где хочу — пописаю, где хочу — покакаю». Жаль только, что это поучение не соответствует реальному положению дел, ибо заблуждается не только Профессор, но и Фрейд, которого он повторяет. Современными учеными-зоологами доказано, что животные отнюдь не свободны. В любом «зверином сообществе» действуют весьма жесткие запреты, за нарушение которых на виновного обрушиваются суровые наказания в виде укусов, бодания, биения копытами и прочих малоприятных вещей. Так что животные знают свою «дисциплину» куда лучше, чем люди, она просто иная по содержанию. «Звериная свобода» для человека непременно обернется звериными же запретами, звериной формой расправы. Стоит ли возвращаться к тому, что давно пройдено и реликтов чего по сей день достает в нашей жизни?
Чтобы культура не довлела над нами и не вызывала сшибок между желаниями и нормами, нужно, полагает Профессор, ликвидировать мораль как свод неких внешних для нас правил и заповедей. Моральное поучение не должно иметь самостоятельного вербального выражения, которое в качестве тезиса внедряется в мозги растущего ребенка и застревает там как колючка, вызывая боль в случае нашего несоответствия образцу. «Нет большего тирана, чем тихий голос совести», — констатировал великий философ. Долой тиранов! Но как быть? Ведь потребность в социальной регуляции поведения не отпадает?
Нужно, полагает последователь Фрейда, чтобы моральное поведение было выгодным. Человек видит реальную пользу от определенного типа поступков (быть добрым полезнее, чем злым, честным — полезнее, чем лживым) и, прагматически следуя собственной пользе, ведет себя как мальчик-паинька. И в голове никаких колючек, и успех на всех фронтах.
Спору нет, хорошо, когда моральные установления подтверждаются личным опытом. Но все дело в том, что мораль сформировалась не для выгоды отдельного человека. Она есть средство выживания рода, человечества, и поэтому очень и очень часто бывает совершенно неприменима утилитарно. «Не убий!» Но иногда убить выгоднее. И красть иногда выгоднее. И злой нередко чувствует себя веселее и увереннее, чем добрый. Поэтому нельзя сделать человека моральным, не заложив в него обобщенных образцов должного. Добро — это не «то, что есть», это то, что «должно быть», это ценность, даже если мы не находим ее непосредственно рядом с собой. Более того, моральные нормы — самоценны, они связаны с нашим достоинством, самоуважением, с вещами, не имеющими непосредственной эмпирической проверки.
«Все прекрасно, — может сказать мне читатель, — но мы же говорим о психотерапии! Как мне быть, если я страдаю от тяготящих меня моральных требований? Если меня сгрызает совесть? Если я нервничаю по пустякам, нарушая малейшее внушенное мне правило?» А здесь, отвечу я, вопрос конкретный. Всякая моральная норма в реальной жизни «растяжима» и имеет «область послабления», особенно в современном меняющемся мире. На каком месте в вашей ценностной системе находится норма, которую вы нарушаете? Соизмерима ли она с другими требованиями? Кто и как пострадает в случае ее нарушения? Чем мотивирована ваша тревога, кроме давления самой нормы? И т. д., и т. п. Все эти вопросы можно решить, не «отменяя морали» и не создавая иллюзии, будто ее вообще можно отменить. Быть «естественным и спонтанным» необходимо (тут я вполне согласна с Профессором), но эти свойства человека способны реально осуществиться только в подвижных рамках культуры, нравственности, человеческого этикета. В «пределах человечности». Только тогда свобода, даваемая психотерапией, будет истинной, а не мнимой, реальной, а не иллюзорной, устойчивой, а не мимолетной.
Мы заканчиваем разговор о «Милой женщине» и о фантастическом Профессоре N и не можем не задаться очередным вопросом, прямо вытекающим из всего сказанного: какими чертами должен, а какими ни в коем случае не должен обладать психотерапевт для того, чтобы излечение пациента действительно состоялось и чтобы «горький хрен» эгоизма не сменил «терпкой редьки» страдательности?
3. Психотерапевт: ангел или демон
Успех психотерапии зависит, в первую очередь, от специалиста, который берется за дело.
Разумеется, позитивное продвижение связано и с личностью пациента, его желанием или нежеланием идти навстречу изменениям в себе. Оно зависит и от применяемых методик, тех выработанных в теории и практике приемов, которые должны помочь человеку выбраться из трясины проблем. И все-таки психотерапевт играет здесь решающую роль, даже если у пациента «болезнь воли» или «болезнь судьбы».
Пациент приходит к психотерапевту с надеждой получить ключи от дверей спокойствия, благополучия, жизнерадостности, и обмануться в подобных надеждах — еще одна тяжелая травма. Потому ответственность специалиста велика. Он может сыграть роль как доброго ангела — проводника в рай, так и злого демона, ввергающего своих подопечных на самое дно преисподней.
В то же самое время это обычный человек, который, как все мы, может раздражаться, проявлять симпатии и антипатии, уставать, быть занятым своими делами или мыслями, внутренне отвлекаться на собственные проблемы. Точно как учитель в школе, который, по идее, обязан являть собой образец добродетели, но крайне редко соответствует этому светлому образу на самом деле. Все мы помним визгливых «учих» — злых, мстительных и властных, тех, которые вымещают на наших детях собственные жизненные неурядицы и пороки своего характера. От них-то никуда не убежишь, потому что образование получать надо… А терапевта можно сменить. Это само по себе благо. Хотя, разумеется, лучше попадать в объятия ангела, а не демона.
Впрочем, психотерапевтический «демонизм», как и учительское самодурство, нередко результат не только дефектов личности, но и обычного непрофессионализма. Страстями-то могут обладать все, но психотерапевт (как и настоящий учитель) не дает своим эмоциям и субъективным предпочтениям разгуляться. Он вводит их в строгие рамки, муштрует свое «Я», постоянно и подробно себя анализирует, отслеживая линию взаимоотношений с пациентом и ни на минуту не забывая о главном — о своей миссии по отношению к человеку, который пришел за помощью.