Биография голубоглазого йогина
Шрифт:
— Да, — ответил я. — Такова традиция.
Он сделал так, как я ему сказал, и от всего сердца поблагодарил меня за помощь. Грозовые облака совсем почернели, и я побежал в укрытие, ища защиты от дождя. Когда я добрался до большой зеленой армейской палатки, то был уже совсем мокрым. У входа в палатку лежала целая гора обуви. Внутри дымного укрытия, переполненного шумными баба, похоже начиналось какое-то празднество.
Хотя несколько садху и поприветствовали меня по имени, никого из них я не знал. Ничего необыкновенного в этом не было. Я стал чем-то вроде знаменитости, одним из немногих садху-иностранцев. "Мы слышали, что Никку Баба отравил тебя", — сказал один. "И что ты попал в больницу", — добавил второй. Я объяснил, что никто меня не травил, но я действительно был болен, а сейчас совершенно поправился. Однако, похоже, что ни один баба не видел здесь Никку.
Я пробрался в дальний угол и, выказав почтение дхуни, уселся погреться рядом с огнем. Там, на платформе, спиной ко всем остальным сидел накрытый одеялом одинокий баба.
— Что ж, ты все-таки пришел ко мне, — сказал баба.
Этот голос был странно знакомым, но я не смог узнать его. Баба обернулся, и я, задохнувшись, оказался лицом к лицу к Бхайроном Пури Баба.
Меня охватила паника. Похоже, я попал к тигру в лапы, предварительно помывшись и причастившись, чтобы быть достаточно вкусным блюдом на его ужине. На этот раз бежать некуда. Тут нет ни Хари Пури, ни Амара Пури, ни даже Капи-ла Пури. Только Бхайрон Пури и я.
Ветер продолжал сражаться с палаткой с такой силой, что, несмотря на сотни тяжелых камней, удерживающих ткань, казалось, что она вот-вот улетит. С пиков Гималаи послышася грохот, эхом отозвавшийся в лежащих внизу каньонах.
Я поискал в сумке желаний банкноту в десять рупий и монетку в одну рупию, чтобы положить дакшину тантрику под ногу и прикоснуться к ней лбом. Во времена сомнений выказывай максимум уважения.
— Ну, так чего ты хочешь? — спросил он.
— Хочу узнать правду, — смиренно ответил я.
— Да, правда это такая неуловимая вещь, то и дело прячется от любопытных взглядов, -сказал Бхайрон Пури. — А чем ты готов заплатить за нее?
Я почувствовал, что от страха мое сердце бьется все быстрее, и почтительно сложил руки перед лицом.
— Ладно, это достаточно честно, думаю, ты готов услышать правду, — сказал он, разглаживая длинную белую бороду и глядя мне прямо в глаза. — Это было пари, и он его выиграл.
— Что? — спросил я. — Я вам не верю.
— Ты можешь верить, чему хочешь, — ответил Бхайрон Пури.
— Поэтому вы его и убили? — храбро спросил я.
Бхайрон Пури фыркнул.
— Рам, Рам, Рам! Что ты знаешь, дитя? — сказал он. — Хари Пури был мне братом, как Картуш стал братом для тебя. Неужели ты думаешь, я по нему не скучаю? Он был лучшим из баба, которых я знал, и никто не любил Хари Пури Баба сильнее меня.
Я растерялся, и Бхайрон Пури легко прочитал это по моему лицу.
— А, ты думал, я не знаю о твоей встрече с Картушем Баба? Хари Пури верил, что иностранец никогда не сможет стать баба. Я не был согласен и поэтому бросил ему вызов, говоря, что качества ученика не зависят от того, в каком месте он родился. Чтобы доказать свою точку зрения, я стал учить Картуша, но, когда тот ре шил не становиться саньясином и попрощался со мной на Кумбха Меле в Уджайне, я признал свое поражение. Но твой гуру не был удовлетворен. Он не хотел довольствоваться неполной победой. "Я должен помочь тебе в излечении моей гордыни. Я докажу, что мое собственное мнение неверно", — сказал он.
— Видишь ли, твой гуру всегда говорил, что правда освобождает. А он обладал разумом, с которым не мог сравниться ничей другой. Его ум можно было сравнивать лишь с самой правдой. Поэтому он решил принести Жертву Знания, отражая завет Бога с людьми, благодаря которому люди смогли идти по Пути и познавать Его. Он решил войти в тебя, ведь именно так ученики и становятся баба, но для этого ему нужно было оставить собственное тело. Я использовал все средства, только чтобы остановить Хари Пури, но он не желал ничего слушать. Ведь мы заключили пари на падуки Даттатрейи.
"Так вот как все было!" — ошеломленно подумал я.
— Именно так оно и происходит. Если ты нравишься Баба, он входит внутрь тебя, и тогда тебя тоже начинают звать Баба, — сказал он. — Баба вошел в Хари Пури таким же образом.
Слова Бхайрона Пури заставили меня задуматься. Я понял, что он имеет в виду. Внимательно посмотрев на его лицо, я вдруг увидел сперва Хари Пури Баба, потом Амара Пури Баба, а потом заметил что-то еще. Я вдруг ясно понял: Баба -это не человек.
— Баба делает свой выбор, и тебе не приходится отправляться на поиски знаний в одиночку. Все твои гуру, старшие баба и герои с самого начала времен прошли по Пути до тебя, оставив там ориентиры. И вот ты пришел к его Истоку.
Вижу, что твой камандал полон. Выпей из него и поделись со мной. Это холодная, возрождающая влага. Прими ее в самую свою глубину!
Так я и сделал. Нектар Бессмертия омыл Время, и смерть исчезла. Вода из истоков Ганги пробудила Хари Пури ото сна, потом его гуру, Сандхья Пури Баба, а потом и всех 100 008 баба, перенесших знания через порог смерти. Все они вошли в мое существо.
Исследуя огромный мир,
Я пришел к сердцевине моего существа;
Я — совсем один, я — вместе со всеми, -
тихо пропел Бхайрон Пури.
Нектар опьянил меня, и вскоре я погрузился в глубокий сон. Проснувшись на рассвете, я увидел, что Бхайрон Пури Баба и большинство остальных садху уже ушли. Я во второй раз омылся в Ганге и тоже отправился в мир, лежащий внизу.
Незадолго до Бходжбасы я вдруг обернулся и увидел, как за мной с последнего горного перевала бежит молодой баба. Нагнав меня, он передал мне сверток.
— Бабаджи велел мне отдать тебе это, но я забыл, — объяснил он. — Он просил передать, что они могут тебе понадобиться.
Деревянные сандалии, лежавшие внутри свертка, были слишком малы для моих больших ног, но я оставил их в качестве напоминания о том, что древний путь познания действительно существует. Аккуратно уложив дар в сумку желаний, я продолжил путь к своему ашраму в Хардваре, к двери, соединяющей мир богов с миром смертных.