Биржевой дьявол
Шрифт:
— Не двигайся, — сказала она поразительно спокойным, ровным голосом. — Отдай им все, что они потребуют.
Подросток лет четырнадцати пару раз взмахнул ножом и что-то произнес по-португальски.
— О'кей, о'кей, — я сунул руку в карман брюк и вытащил деньги. Вполне приличную пачку. Хорошо, что я оставил в отеле портмоне и паспорт.
Парень выхватил деньги. На плече Изабель висела недорогая сумочка, которую она медленно протянула юному грабителю.
Я начал успокаиваться. Деньги взяли. Теперь можно и разойтись.
Нападавший сунул банкноты в карман, ни на секунду не сводя с меня глаз. Теперь
Я попытался встретиться с ним взглядом, но он отвел глаза и как-то странно напрягся. Я понял, что сейчас произойдет. Я попытался увернуться, но не успел. Сверкнуло лезвие, и я почувствовал резкую боль в груди. Изабель закричала. Обеими руками я ухватился за рукоятку ножа. Парень пытался его вытащить, но я цеплялся изо всех сил, не давая вынуть лезвие. Грудь пылала, словно ее жгли огнем. Дышать было больно, каждый вдох причинял неимоверное страдание. Мои ноги подогнулись, и я сполз на песок, увлекая за собой грабителя. Он еще раз попытался высвободить нож, но, видимо, передумал и исчез. Так же неожиданно, как появился.
— Ник, Ник!.. — Голос Изабель медленно растаял во тьме.
8
Изабель устроила так, чтобы в больнице меня положили в отдельную, чистую и светлую палату. Она же позаботилась о том, чтобы меня осмотрел лучший врач, после осмотра объявивший, что рана, хотя и оказалась глубокой, не была опасной для жизни. Лезвие прошло мимо сердца, но задело легкое. Внутреннее кровотечение оказалось не угрожающим благодаря оставшемуся в ране ножу. Рана в легком также оказалась не тяжелой и должна была скоро зажить. Врач так виртуозно заштопал рану, что со временем шрам обещал стать почти незаметным. Похоже, здешние хирурги часто имели дело с такими пациентами. Когда я очнулся, в моей гортани торчала трубка. Ее вскоре убрали, но дышать все равно было больно. Доктор оставил меня на пару дней, чтобы убедиться, что в рану не попала инфекция, а заодно дать мне время оправиться от шока.
Отдых действительно был нужен. Боль в груди я ощущал постоянно: тупую и неутихающую. Но хуже всего — это дикая слабость и туман в голове. Организм требовал покоя.
Изабель появлялась ненадолго, стараясь меня не тревожить. Приходил полицейский в штатском. Побеседовать. Она переводила, отвечала на все вопросы, мне добавить было, собственно, нечего. Я уже знал, что полиция очень агрессивно настроена по отношению к местным грабителям, покушающимся на иностранцев: это отпугивает туристов. И кому-то придется ответить за это преступление. Возьмут ли при этом тех ребят, которые на меня напали, или первых попавшихся, особого значения, похоже, не имело. Полиция в Рио вершила суд по-своему.
Навестил меня и Луис. Он чувствовал себя виноватым, ведь со мной случилось несчастье в его городе. Мне была приятна опека этой семьи. Мысль о том, что мне пришлось бы самому иметь дело с полицией Рио и местной медициной, приводила меня в ужас.
Рикарду позвонил в воскресенье вечером, пожелав мне скорейшего выздоровления. Он добавил, что мне повезло с опекунами. С этим трудно было спорить.
Из больницы я выписался в понедельник около полудня — с условием, что проведу остаток дня в отеле. Я
С Алвисом мы должны были встретиться в половине десятого утра во вторник. Мы прибыли на место за десять минут до назначенного времени. В одиннадцать мы все еще сидели в приемной. Изабель нервничала.
— Полчаса — ладно. В Бразилии это обычное дело. Но полтора? Что-то тут не так.
Она оказалась права.
В конце концов нас провели в офис Умберту. Он вскочил, пригласил нас сесть и принялся расхаживать по кабинету. Он выразил обеспокоенность по поводу нападения на нас — это было вполне уместно, но заняло гораздо больше времени, чем того требовали приличия.
Изабель не выдержала.
— Умберту, в чем дело?
Алвис провел рукой по лысеющей голове и откашлялся.
— Мы решили сделать Bloomfield Weiss координатором проекта favela. Но мы попросили их пригласить вашу компанию в качестве соуправляющей. Они согласились.
— Что?!
Хозяин кабинета, набычившись, уставился на полированную поверхность стола.
— Мы попросили Bloomfield Weiss выступить главой синдиката кредиторов.
Изабель разразилась гневной тирадой на португальском. Умберту пытался вставить хоть слово, но тщетно. Он вздохнул, словно соглашаясь с ее правотой.
— Хорошо, — произнес он по-английски. — Вы вправе потребовать объяснений.
Изабель присела на самый краешек маленького дивана, словно готовясь в любую секунду броситься на Умберту и вцепиться ему в глотку. Он сел напротив нас и смущенно заерзал в кресле.
— И? — Глаза Изабель сверкали от ярости.
— Я знаю, что идея контракта принадлежит вам. И мы сами дали вам зеленый свет. Это я признаю. Так что все ваши расходы будут возмещены.
— Плевать я хотела на расходы! Мне нужен контракт!
— Я понимаю. Если бы это зависело от меня, я работал бы только с вами.
— Не ври мне в глаза. Это зависит именно от тебя!
Умберту поморщился, как от боли.
— Не совсем.
— Ладно. Тогда кого же мы не устраиваем? Мэра? Губернатора? Им грех жаловаться. За последние пару лет мы их не раз выручали.
— Нет. Они ни при чем.
— Если не они, то кто?
— Всемирный фонд развития.
— Джек Лэнгтон… — Изабель на секунду задумалась. Да, это похоже на правду. — Но в чем проблема? — спросила она уже более спокойным голосом.
Умберту тоже позволил себе чуточку расслабиться.
— Не знаю. Он сказал, что Всемирный фонд развития выступит гарантом контракта при условии, что координатором будет не Dekker Ward.
— Почему нет? Он что-нибудь объяснил?
Умберту пожал плечами.
— Только то, что таковы их правила. Стратегия глобального финансирования ВФР. И еще им не нравится, что на рынке облигаций в Латинской Америке у Dekker Ward чуть ли не абсолютная монополия. Они решили привлечь к игре новые фонды, а для этого надо сменить координатора.