Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
– Скажите пожалуйста, – покачал головой Александр. – Неужели это и впрямь так его расстраивает? Боюсь, я уже не в том возрасте, чтобы менять привычки.
Ответить мне было нечего.
Десятая лунка была занята, и нам пришлось подождать несколько минут. Вдруг кто-то тронул меня за руку. Я обернулся и увидел Милисент, стоявшую рядом со мной в расстроенных чувствах.
– Митчел больше не хочет, чтобы я шла с вами, – обреченно сказала она. – Говорит, он из-за меня нервничает.
– Плохо, – покачал я головой. – Я-то надеялся, что вы на него положительно повлияете.
– Я тоже надеялась. А вот Митчел против. Говорит, мол, я мешаю ему сосредоточиться.
– Тогда
Бедная девушка всхлипнула.
– Этого я и боюсь. На тринадцатой лунке растет яблоня, и я уверена, что кэдди Митчела примется есть яблоки. Страшно подумать, что скажет Митчел, если услышит хруст яблока во время удара.
– Да уж.
– Вся надежда на это, – сказала Милисент, протягивая мне книгу профессора Стибритта. – Не могли бы вы читать Митчелу отрывки из книги, если он вдруг начнет кипятиться? Мы вчера пролистали ее и подчеркнули подходящие места синим карандашом. Там на полях помечено, когда что читать.
Выполнить такую просьбу мне было не сложно. Я взял книгу и молча пожал девушке руку. Затем присоединился к Александру и Митчелу, который все продолжал чихвостить Зеленый комитет.
– Следующая лунка, – говорил он, – раньше была простой и короткой. Негде было мяч потерять. И вот однажды жена кого-то из этих деятелей сказала, что ребенку нужны новые ботинки, и они, изверги, удлинили лунку на сто пятьдесят метров. Бить теперь надо через холм, и стоит мячу отклониться хоть на четверть дюйма, как оказываешься в настоящем затерянном мире – сплошь скалы, бурелом, расщелины, а посреди этого великолепия разбросаны старые горшки и кастрюли. Это ж практически летняя резиденция Зеленого комитета. Так и кишат, так и ползают повсюду, то и дело слышны радостные вопли, что они издают, набивая мешки потерянными мячами. Что ж, на меня пусть не рассчитывают. Возьму и сыграю сегодня старым мячом, который держится на честном слове. Пусть только дотронутся до него, сразу превратится в пыль.
И все же гольф – игра непредсказуемая. Казалось бы, Митчел в таком состоянии должен был проиграть в пух и прах. Однако на десятой лунке он снова поймал свою игру. Отменный драйв позволил ему выйти на грин вторым ударом, а затем двух паттов хватило, чтобы сыграть лунку в пар. Александр потратил на лунку пять ударов, и счет в матче сравнялся.
Одиннадцатая лунка, предмет недавней критики Митчела, и впрямь довольно коварна. Срезанный драйв действительно приносит игроку серьезные неприятности. Впрочем, Митчел и Александр сыграли чисто и без труда уложились в четыре удара.
– Если так пойдет дальше, – сияя, прокомментировал свой удар Митчел, – Зеленому комитету придется прекратить разбой и искать работу.
Двенадцатая лунка – пар пять. Здесь длинный фервей, к тому же не прямой. Александр осторожно, но точно обогнул поворот фервея и закончил лунку шестым ударом. Митчел же вторым ударом отправил мяч в высокую траву рафа и вынужден был взяться за ниблик. Впрочем, ему удалось свести лунку к ничьей благодаря блестящему выходу на грин.
Тринадцатую лунку выиграл Александр. Лунка лежит в трехстах шестидесяти метрах от ти, а ловушек здесь нет никаких. Александру понадобилось три удара, чтобы добраться до грина, однако последний из них положил мяч на расстоянии всего одного патта от лунки. Митчел вышел на грин вторым ударом, но трижды ошибся с добиванием.
– Кстати, – оживился Александр, – свежий анекдот. Друг спрашивает начинающего гольфиста: «Как
Митчел шутку не оценил. Я с тревогой вглядывался в его лицо. Промахнулся-то он из очень удобного положения, и если бы не эта досадная ошибка, лунка была бы спасена, так что мне было чего опасаться. Взгляд Митчела по пути к четырнадцатой лунке выдавал беспокойство.
Вряд ли в нашей округе найдется более живописное местечко, чем окрестности четырнадцатой лунки. Такой вид придется по душе любому ценителю природы.
Однако если и есть недостаток у гольфа, это, пожалуй, неспособность игрока от всей души радоваться природным красотам. Там, где нормальный человек видит зеленую травку и романтические заросли кустарника, гольфист содрогается при виде этого ужасного рафа, в который чего доброго угодит его мяч. Гольфист не любит, когда в небе кружат птицы, потому что их крик мешает сосредоточиться. Если отвлечься от гольфа, мне очень нравится овраг на склоне холма. Он радует глаз. Тем не менее во время игры я не раз и не два проклинал этот самый овраг.
Итак, право первого удара снова перешло к Александру. Его драйв выглядел нарочито медлительным. Добрых полминуты водил он клюшкой над мячом. Так кошка присматривается к черепахе: то опасливо протянет к ней лапу, то резко отдернет. Наконец Александр ударил и положил мяч на одну из немногих ровных площадок на склоне холма. На этой лунке драйв должен быть особенно аккуратным. Малейшая неосторожность, и мяч заденет холм, а там и скатится в овраг.
Теперь играть приготовился Митчел. Он уже поднял клюшку, как вдруг позади раздался громкий хруст. Я быстро обернулся на звук. Кэдди Митчела с отсутствующим видом вгрызался в огромное яблоко. Не успел я прошептать молитву, как драйвер опустился, и мяч, безобразно отклонившись, ударился о холм и отскочил в овраг.
Стало тихо – так тихо, будто замер весь мир. Митчел выпустил клюшку из рук и обернулся. На него было страшно смотреть.
– Митчел! – воскликнул я. – Друг мой! Опомнитесь! Не горячитесь!
– Нет? Не горячиться? А какой в этом смысл, когда все вокруг только и делают, что уплетают яблоки у меня за спиной? Что тут вообще происходит – игра в гольф или увеселительная прогулка для мальчиков из бедных семей? Яблоки! Давай, дружок, скушай еще одно! А то и два. Приятного аппетита. Обо мне не беспокойся. Лопай на здоровье. А может, пообедаешь? Ты ведь наверняка не наелся за завтраком и теперь не прочь заморить червячка, да? Погоди минутку, я сбегаю в бар и принесу тебе бутерброд и бутылку лимонада. Располагайся поудобнее, малыш! Присаживайся. Желаю приятно провести время.
Я лихорадочно листал книгу профессора Стибритта, но подходящая пометка синим карандашом никак не попадалась. Пришлось положиться на удачу.
– Митчел, – позвал я, – послушайте. «Сколько досуга выгадывает тот, кто смотрит не на то, что сказал, сделал или подумал ближний, а единственно на то, что сам же делает, чтобы оно было справедливо и праведно» [14] .
– Ну и что же я сделал сам? Я отправил мяч на самое дно треклятого оврага и потрачу не меньше дюжины ударов, чтобы выбраться. Это, что ли, справедливо и праведно? Дайте-ка мне эту книгу.
14
Марк Аврелий, «Размышления», IV. 18, перевод А.К. Гаврилова.