Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие
Шрифт:
И он погрузился в глубокую задумчивость.
С того дня Мортимер Стерджис стал живым доказательством моих слов о том, как опасно заразиться гольфом на склоне лет. Долгие наблюдения за человеческим родом убедили меня, что природа нас всех создала гольфистами. В каждом человеке от рождения заложено семя гольфа, которое подспудно растет и растет, пока – в сорок, в пятьдесят, в шестьдесят – не вырывается наружу и не захлестывает несчастного с головой. Мудрецы – те, кто играет с детства, – выводят яд из организма капля за каплей, без всякого вреда для здоровья.
Мортимер Стерджис без всякой борьбы окунулся в оргию гольфа, какой мне еще не случалось видеть. Через два дня после первого урока он уже собрал такую коллекцию клюшек, что впору было открывать собственный магазин, и продолжал покупать по две-три штуки в день. По воскресеньям, когда клюшки не продаются, он ходил как в воду опущенный. Разумеется, он играл свои всегдашние четыре круга, но без всякого удовольствия. Угодив в раф, он терзался мыслью, что сейчас его выручила бы та самая клюшка оригинальной конструкции со специальной деревянной вставкой, которую удастся купить лишь в понедельник утром. Это отравляло ему всю радость.
Помню, как-то Мортимер позвонил мне в три часа ночи и сообщил, что придумал, как закатывать мяч в лунку. Он сказал, что намерен впредь использовать крокетный молоток, и странно, что никто раньше до этого не додумался. Пришлось объяснить, что крокетные молотки запрещены правилами. Горькие стенания, которые я услышал в ответ, стояли у меня в ушах еще несколько дней.
Его библиотека по гольфу росла теми же темпами, что и коллекция клюшек. Он покупал все основополагающие труды, подписывался на все по гольфу, а когда случайно прочел, что мистер Хатчингс, бывший чемпион в любительском разряде, начал заниматься гольфом после сорока лет, а его противник в финале, мистер C. X. Фрай, до тридцати пяти вообще не держал в руках клюшки, заказал оттиснуть эти слова золотом на коже и вставить в рамку, которую повесил рядом с зеркалом для бритья.
А что же Бетти? Бедняжка с тоской смотрела в беспросветное будущее и видела себя в разлуке с любимым человеком, соломенной вдовой при муже-гольфисте, к которому (даже после того, как он выиграл медаль в еженедельном турнире с гандикапом, пройдя поле за сто три удара при гандикапе двадцать четыре) никогда не будет питать ничего, кроме уважения. Это были ужасные дни для Бетти. Мы трое – я, она и Эдди Дентон – частенько обсуждали странную одержимость Мортимера. Дентон говорил, что, хотя Мортимер и не покрылся розовыми пятнами, по всем остальным симптомам его болезнь напоминает ужасную монго-монго – бич внутренних районов Западной Африки. Бедняга Дентон! Он уже заказал билет до Африки и часами листал атлас, высматривая подходящую пустыню.
Любая лихорадка в человеческих делах рано или поздно достигает кризиса. Мы можем выйти из него исцеленными или погрузиться в еще большие глубины душевного недуга, однако миновать его невозможно. Мне выпала честь присутствовать при кризисе в отношениях Мортимера Стерджиса и Бетти Уэстон.
Однажды днем я заглянул
Заслышав мои шаги, он поднял голову.
– Привет. Мяча не видели?
– Мяча? – Я попятился и взялся за ручку двери, потом заговорил успокаивающим тоном: – Вы ошиблись, мой дорогой. Ошибка вполне естественная, любой может ее допустить. Однако это, между прочим, клуб. Поле – снаружи. Давайте выйдем вместе, потихонечку, и поищем мячи на поле. А если вы подождете здесь минутку, я позову доктора Смитсона. Он как раз сегодня утром говорил мне, что с удовольствием сходил бы по мячи, чтобы размять ноги. Вы не против, если он к нам присоединится?
– Это был «серебряный королевский» с моими инициалами, – продолжал Мортимер, не слушая меня. – Я выбрался на девятый грин за одиннадцать ударов, но на приближающем двенадцатом немного не рассчитал силу. Мяч влетел в окно.
Только сейчас я заметил, что окно, выходящее на поле, разбито. У меня отлегло от сердца. Я встал на четвереньки и присоединился к поискам. Мяч сыскался в рояле.
– Каковы местные правила? – спросил Мортимер. – Должен я играть оттуда, где лежит мяч, или вернуться к началу и записать себе штрафной удар? А если играть отсюда, то, полагаю, нибликом?
Вот тут и вошла Бетти. С первого взгляда на ее бледное, решительное лицо я понял, что сцены не миновать. Мне следовало уйти, но она стояла между мной и дверью.
– Здравствуй, милая. – Мортимер приветственно взмахнул нибликом. – Смотри, бью из рояля. Не рассчитал предыдущий удар и, вот, оказался в бункере.
– Мортимер, – выговорила девушка, – я хочу задать тебе один вопрос.
– Да, милая? Жаль, ты не видела мой драйв на восьмой лунке! Вот это был класс!
Бетти смотрела на него не отрываясь.
– Мы обручены, – спросила она, – или нет?
– Обручены? В смысле, собираемся пожениться? Конечно. Я попытался для разнообразия изменить стойку, и…
– Сегодня утром ты обещал покатать меня на машине, но так и не зашел. Где ты был?
– Играл в гольф.
– Гольф! Слышать про него не могу!
Мортимера скрутила судорога.
– Не говори такого, тебя могут услышать! – сказал он. – Начиная замах, я почему-то был уверен, что все будет хорошо. Я…
– Даю тебе последний шанс. Ты покатаешь меня сегодня вечером?
– Не могу.
– Почему? Чем ты занят?
– Играю в гольф!
– Мне надоело, что меня как будто и нет! – вскричала Бетти и топнула ногой. Я понимал бедняжку. Мало того что она обручена с нелюбимым, он еще и совсем не уделяет ей внимания. Она из чувства долга перебарывает любовь к Эдди Дентону и хранит верность Мортимеру, а тот принимает ее жертву с небрежной рассеянностью, которая взбесила бы любую девушку. – Мы словно и не помолвлены. Ты никуда меня не водишь.
– Я приглашал тебя смотреть Открытый чемпионат.