Битая грань

Горовая Ольга Вадимовна

— Ну че пялишься?! Не видишь, она просто цену набивает, — ухмыльнулся в этот момент проводнику пьяный парень, кажется, не заметив, что участников скандала прибавилось.

 И, попытавшись оттеснить в сторону щуплого проводника, все еще не решившего, как деликатней утихомирить буяна, протянул руку, ухватив за плечо девушку.

— Да не пойду я с вами никуда! Отпустите! — возмутилась она, попытавшись сбросить с себя ладонь мужчины.

 Рукав кофты задрался, обнажив ее предплечье от того, как резко девушка дернулась. На тонкой руке грубо выделялся толстый белесоватый

шрам, будто поперек и немного спирально обвивающий предплечье.

 И… На самом деле, это решило все для него, в мгновение ока поставив точку в любых размышлениях.

 Потому что Санек знал этот шрам слишком хорошо. Тот должен был бы быть на его голове. Если бы Александр в принципе тогда выжил. Голос, реальный цвет осветленных по длине волос — он еще мог списать на совпадение. На выскочившие неясно откуда ассоциации.

 Но это… никогда. Отпали любые сомнения.

 Александр еще не осмыслил все даже, не успел продумать. А уже шагнул вперед, перехватив и сдернув пятерню мужика с плеча девушки. Протянул свою руку между ней и проводником-растяпой, чуть надавив на девичье плечо, одним движением отодвинув растерявшуюся девушку за себя.

— Катя, мое купе седьмое, иди туда, — распорядился, чуть повернувшись к ней, но сам следил за пьяным мужиком, пятерню которого сжимал в своей руке все крепче. — Я сейчас перенесу твои вещи.

 Улыбнувшись уголком губ, когда ее глаза пораженно распахнулись, заняв реально половину лица, казалось, Александр уже повернулся к проводнику.

— Вызывайте уже свою полицию, — отрывисто скомандовал он совершенно другим тоном. Сам давно начальник, и управлять людьми умел шикарно.

— А ты кто такой?! Б*я! Больно же, мужик! Отвали, это мое дело, какого *ера лезешь?! — взвыл пьяный любитель приставать к женщинам.

 Проводник нервно кивнул, глянув в сторону буянившего хулигана, и ринулся к своему купе, мимо того посторонившегося пассажира, который тоже собирался вмешиваться.

 Ольшевский, игнорируя пока пьяного, отрицательно мотнул головой, показав, что необходимости нет. Сам справится. Это его дело. Теперь его. И плевать, если придется набить морду уроду. Внутри неожиданно вспыхнуло холодное бешенство.

— Тихо! — наконец-то глянув прямо в глаза, отрывисто велел пьяному, начавшему откровенно материться. Возможно, Санек слишком сильно сжимал свои пальцы на его ладони. Сказывалась долгая практика единоборств по жизни. — Заткнулся и перестал ругаться при девушке…

— …Саша? — голос Кати за его спиной был полон такого недоверчивого удивления, что Ольшевский против воли снова улыбнулся, вновь скосив на ее глаза.

 Но вот то, что она до сих пор стояла здесь, ему категорически не нравилось.

— Да пошел ты!.. — скандалист попытался выдернуть руку, дернув всем телом в другую сторону, вынудив Ольшевского сделать то, что не особо хотелось.

 Рывком заломил ему руку и заведя ту за спину, заставил взвывшего мужика припасть на одно колено. Тот перешел на отборный мат, и, в попытке обрести равновесие, возможно, уткнулся лбом в стекло.

 Сильнее сдавив скривившемуся буяну пальцы, Александр глянул на девушку через плечо.

— Седьмое купе, Катерина, — несмотря на улыбку, его голос не оставлял сомнений — приказывает. И ждет немедленного исполнения.

— Господи, Саша! Это ты?!

 А она вдруг рассмеялась. Причем так, словно бы и сама этому удивилась. Прижала ладонь к распахнутым в удивлении губам. И выглядела при этом так по-детски растерянно… Точно, как он помнил.

— Беги, малая, — не сдержался, тоже шире улыбнулся. Но от этого из голоса повелительные нотки никуда не исчезли.

 Да и матерящийся пьяный мужик не добавлял позитива ситуации. Как и общий интерес остальных пассажиров, куда активней выглядывающих из купе теперь, когда поняли, что кто-то взял на себя контроль.

— Я уже выросла, Саш… — заметила Катерина за его спиной, все еще с тем же растерянным смехом. Однако начала отступать.

— Но правила от этого не поменялись, котен…, — хмыкнул он и кивнул, когда она, глянув на него напоследок, все же с улыбкой шагнула внутрь купе.

— А теперь с тобой, — Ольшевский повернулся к матерящемуся мужику без следа улыбки. Надавил на заломленную руку. — Заткнулся, молча вернулся в свое купе и ждешь полицию. Мне с тобой возиться — охоты нет. Да и времени. Ясно? — наклонившись ниже, негромко, чтоб не устраивать публичный скандал, но с явно слышимой угрозой в голосе.

 Не было желания на весь вагон орать.

— Мля! Да я тебя… Да ты!… — не внял, кажется.

 Буйный. Но и на таких управа есть.

— Будешь рыпаться, узнаю, как зовут, и устрою такие проблемы, которые тебе с полицией и не снились. Не знаю сейчас, кто над тобой крышей стоит, но против меня никто не будет выступать, ни здесь, ни в любом другом городе. И одолжение сделают все. Ясно? — добавил еще тише, наклонившись так низко, чтоб никто другой не услышал.

 Сделал свой вывод по поведению и замашкам. Да и наколка на шее, которая сейчас была видна в пройме футболки, наводила на мысли…

 Насколько бы пьяным мужик не был, намек до сознания дошел. Хоть и не сразу. Но секунд через пять поток мата иссяк, а сам хулиган глянул на него настороженно, точно поняв, о чем речь.

— Вот и хорошо, — хмыкнул Ольшевский. — Откройте нам шире дверь, будьте добры, — выпрямившись, попросил того пятидесятилетнего пассажира, что все еще держался поблизости. — Парень услышал голос разума, — не вдаваясь в подробности, заметил с кривой ухмылкой.

 Мужчина тоже усмехнулся, наверное, подозревая, что Ольшевский не о правилах приличия этому молодчику толковал.

— Это хорошо, когда слышат, — согласился тот и действительно придержал чуть покачивающуюся от движения поезда, дверь купе.

 Ольшевский завел притихшего парня внутрь, толкнул на полку.

— Где вещи девушки? — спросил, быстро осмотревшись, но и не выпуская молодчика из поля зрения. Мало ли, у таких частенько дурь в голове.

— Там, — сквозь зубы выплюнул парень, так же следя за ним исподлобья и растирая руку.

 От недавней пьяной развязности практически не осталось и следа. Это прекрасно.