Битая карта (сборник)
Шрифт:
Дело было сделано: Федька Безлошадный схватил крючок. Жадно схватил, намертво.
От трех бортов в угол
Никакой он был не Федор Семенович Заклинский и уж тем более не Федька Безлошадный. Не имел он никакого касательства и к Беглому Муженьку, которого разыскивали чекисты по всей территории республики.
Окружающие довольно
Вот и растолстевший раньше срока владелец «Пале-Рояля» полагает про себя, будто сверх меры облагодетельствовал своего маркера, предоставив службишку за бесплатные объедки с кухни и убогую чердачную конуру.
— Маркерские доходы известные, — любит он повторять, заглядывая к нему в бильярдную и ожидая благодарностей. — У скоромного кто же сумеет не оскоромиться?
Дремуча все же непроходимая человеческая глупость! Нужны ему эти жалкие бильярдные выигрыши, как собаке тросточка. При желании он мог бы перекупить занюханный уездный «Пале-Рояль» со всеми потрохами и с самим владельцем в придачу. Наличными бы расплатился, новенькими хрустящими ассигнациями в солидной банковской упаковке, доставая одну пачку за другой из вместительного брезентового баула. И стоял бы его благодетель с разинутой от изумления пастью, не в силах очухаться от столь сказочной фантасмагории. В ножки бы кланялся, бормотал бы что-то жалкое и нечленораздельное.
Но покупать маленький провинциальный ресторанчик с крохотной при нем гостиницей было бы глупостью. Другое совсем дело — использовать в качестве надежной крыши. Неподалеку от шумного Питера, в трех всего часах езды, но и в глухой уездной дыре.
Крыша была удобной и относительно безопасной. Слава всевышнему, проверено сие многократно. Да и кому, собственно, взбредет в башку интересоваться какой-то бильярдной? Умный человек заранее знает, с чем столкнется в подобном заведении. Ничтожные страстишки местных бильярдистов, воображающих себя великими умельцами кия, мышиная возня любителей «мазы», которые сунут свою жеваную трешку в лузу и трясутся за нее до конца игры. В худшем случае почти невинный сговор с целью слегка почистить доверчивого новичка, проиграв ему для затравки некую сумму. Вот и весь здешний сюжет. Обыкновенное мелкое прохиндейство. Серьезными материями, интересующими товарищей из ГПУ, тут и не пахнет.
Всего этого он, понятно, не говорил струсившему Кувырку. Просто порекомендовал впредь остерегаться пагубной паники, ведущей прямой дорожкой в лапы чекистов. Внушительно, с достаточной строгостью, как и положено старшему натаскивать неопытного щенка.
Хорош конспиратор, дьявол его побери! Съездил пару раз в Питер с маленьким заданьицем, померещилось ему со страху, будто тянет за собой «хвост», и моментально запсиховал, хотя именно в подобных ситуациях требуется ясная голова. В бега кинулся без спроса, циркачей каких-то впутал в свои делишки, у проституток ночевал, спасаясь от надуманной опасности. И, что вовсе непростительно, добивался свидания, пренебрегая самой элементарной осторожностью. Вот и работай с этакими олухами. На словах грозятся горы свернуть, сам черт им не брат, а едва сгустится обстановка, сразу теряют самообладание.
Георгий Евгеньевич будто в воду смотрел, настойчиво предостерегая
В последнюю их гельсингфорсскую встречу был он уже не Георгием Евгеньевичем Эльвенгреном, блистательным гвардейским офицером и баловнем всего царского семейства, запросто ездившим в Царское Село.
Называл себя Паулем Иорданом, состоятельным коммерсантом из Христиании. В цивильном, разумеется, платье, в темных очках и в безукоризненно подогнанном парике, неузнаваемо изменившими его внешность. Пожалуй, и сама Анна Александровна Вырубова, любимая фрейлина покойной императрицы, вместе с которой выслали его в свое время из Петрограда, затруднилась бы узнать в нем недавнего компаньона по злоключениям.
Лишь крохотная горстка проверенных и вполне надежных лиц была посвящена в тайну Пауля Иордана. «Мы не пустопорожние болтуны из здешних салонов, мы рыцари действия», — подчеркивал Георгий Евгеньевич, ревниво ограничивая круг посвященных.
И не зря, конечно, с достаточными основаниями. Было бы в высшей степени наивно вести себя иначе в русской эмигрантской колонии Гельсингфорса, разделенной на враждующие лагеря сторонников Николая Николаевича и Кирилла Владимировича. Разболтают в два счета, пустят сплетню по всему свету.
Пауль Иордан, видный коммерсант, являлся, как это ни парадоксально, представителем Бориса Викторовича Савинкова в скандинавских государствах. Принимал деятельное участие в варшавском съезде «Народного союза защиты родины и свободы», пользовался доверием руководителей организации. И, что еще более парадоксально, умудрялся поддерживать плодотворные контакты с Шуаньи и Каннами, а также с штабом самого генерала Кутепова, монархиста убежденнейшего, непримиримого.
— Растопыренными пальцами в драке не бьют, требуется для этого увесистый кулак, — так он объяснял свою раздвоенность, горячо отстаивая идею консолидации всех активных элементов эмиграции, независимо от их политических убеждений. — Корень наших хронических неудач, если угодно, как раз в отсутствии единства, в междоусобных распрях и раздорах…
Об этом и о многом другом шел у них обстоятельный разговор в ту последнюю встречу, более года назад.
Все было готово для отъезда в Польшу, в лагерь для возвращающихся на родину репатриантов. Отличные документы, не слишком сложная, но вполне достоверная легенда, необходимые для начала явки и связи. Документы, кстати, были подлинными, что существенно уменьшало опасность провала и формальных придирок на границе. Оставалось только хорошенько заучить кое-какие подробности биографии рядового Талабского пехотного полка Федора Семеновича Заклинского, чей бренный прах вот уж несколько недель мирно покоился на местном православном кладбище.
— Прошу запомнить, близких родственников у него нет, — наставлял Георгий Евгеньевич, знавший всю подноготную своего умершего денщика. — Ни жены, ни братьев и сестер, так что с этой стороны угрозы не возникнет. Все же, в целях безопасности, советую пускать корни подальше от лужских краев. Репатриантов они любят трудоустраивать, даже в ущерб собственным безработным. Подберите себе какую-нибудь тихую обитель. Помаленьку акклиматизируетесь и с божьей помощью за великие свершения…
По первости он строго выполнял эту рекомендацию.