Битая ставка
Шрифт:
Зашли в лес, нащупали еле приметную дорогу, ведущую к границе. Дождя здесь не чувствовалось, земля была еще сухой под кронами густых дубов. Шли убыстренным шагом, мягко ступая в обуви, обмотанной мешковиной,— опыт у дьячка был, не первый раз он совершал такие ходки. Для этого, собственно, и поселил его здесь бывший деникинский полковник Овечкин, в забытой, казалось, богом и людьми церквушке.
Службу тут правил поп Николай Жданов, который предусмотрительно бежал в здешние края из-под Петрограда, боясь преследований ЧК за активное сотрудничество с контрразведкой Юденича. Поскольку церковь стояла в захолустье,
Нет, больших доходов отец Николай не имел. Но жил он безбедно. Овечкин субсидировал его аккуратно. И имел в том свой интерес. Жданов не вмешивался в «мирские дела» дьячка, хотя все до подробностей знал от своего благодетеля, господина Овечкина. Сам, между прочим, тоже вел тихую работу против большевиков, выслуживался перед полковником, который знал, что рыльце у батюшки в пушку.
Вот и сегодня в церковь забрели несколько богомольных старух — кто об убиенных помолиться, кто внуков окрестить. Дьяк вот как нужен был — службу править. А у него совсем иная «служба»...
Выйдя на опушку леса, от которой до реки оставалось не более двухсот-трехсот шагов, Савоха дал знак остановиться. Предстояло преодолеть поляну с обилием обгоревших пней. Где-то крикнула сова. Всполошилась, затрепыхала крыльями какая-то разбуженная птица. Аболин чертыхнулся.
— Тихо ты, дьявол! — зашипел Савоха и шепнул: — Пошли!
Двигались, как условились: Савоха с Аболиным впереди, остальные — следом.
Но не успела группа сделать и двадцати шагов от опушки леса, как сзади из-за пней раздалось приглушенное, но властное требование:
— Стой! Не шевелись! Брось оружие!
Варфоломей от оклика вначале оторопел, затек машинально, как было условлено, швырнул гранату вперед, хотя оклик был сзади. Игнат, памятуя сказанное дьячком, что надо бежать к реке, стремглав бросился туда. Завязалась перестрелка. Пробежав несколько метров, Игнат наскочил на плохо просматривавшийся толстый, высотой в человеческий рост, обгоревший пень и больно ушибся коленкой и левым плечом. Приняв другой пень за человека, он, не целясь, выстрелил из маузера и побежал дальше.
— Бей по тому, что уходит к реке!— услышал Игнат сзади себя и еще больше прибавил ходу, лавируя между пнями, смутно вырисовывавшимися на светлом фоне реки. А там, позади, опять выстрелы, топот ног, возня и матерщина, перешедшая в истошный крик.
Не добежав до воды метров двадцать, Игнат услышал справа приближающийся конный топот. Он выстрелил дважды наугад в ту сторону, но вдруг налетел на кряжистый двурогий пень, да так, что застрял в нем. Рванулся, оставил на коряжине пиджак и в несколько прыжков достиг берега. В воду бросился одновременно с близким выстрелом. Уходя в глубину, чувствовал, как что-то острое обожгло левую ногу. Он прошел несколько метров под водой, и, вынырнув, поплыл вниз по течению, которое прибивало его к противоположному берегу. Сзади хлопали одиночные выстрелы, слышался неясный гомон. Его как будто никто не преследовал. Нащупав ногами дно, Игнат оглянулся, и, видя, что за ним никто не гонится, выскочил на берег.
К этому времени на советском берегу все закончилось. В нескольких метрах от опушки лежал Варфоломей, пробитый красноармейской пулей в спину навылет. Метрах в пятидесяти от него с простреленной рукой и кляпом во рту, со связанными ногами корчился дьячок Савоха. А ближе к реке, разрубленный почти до пояса, рыжебородый Аболин. Его обрез валялся рядом. Достал бандита шашкой, как потом разобрались, Лукьянец, да только и сам не уберегся. Выпущенная из обреза в упор пуля рыжебородого с заблаговременно сточенным острием пробила ему грудь и застряла в позвонке. Как видно, уложил Илларион Аболина, уже будучи смертельно раненным. Кровь промочила гимнастерку и стекала на землю. Один из пограничников расстегнул помощнику начальника поясной ремень, снял маузер, ножны и пытался полотенцем перетянуть рану. Рядом соскочил с коня Васин. Подойдя к лежащему, опустился на колени, приложил ухо к его груди. Поднялся, снял фуражку:
— Не трудитесь, товарищ,— сказал начальник заставы,— он погиб.
От опушки леса бежал отделенный командир. Он начал было докладывать о случившемся, но, увидев лежащего на земле помнача заставы, осекся.
Постояли минуту с непокрытыми головами. Васин надел фуражку и, ведя в поводу коня, сказал:
— Сейчас увезем его на заставу.
Возле связанного Савохи стоял красноармеец с винтовкой.
— А, божий человек,— бросил, поравнявшись с ними Васин.— Как грехи-то свои теперь замаливать будешь? Давайте и его на заставу!— распорядился он.— Пусть идет своим ходом, развяжите ему ноги да уберите кляп, а то еще околеет без воздуха.
— Есть, товарищ начзаставы,— бойко ответил пограничник, а затем к лежащему: — А ну, живо поднимайся, развалился тут!
К месту событий через лес спешила пулеметная тачанка в сопровождении трех всадников, за ней пять красноармейцев на заставской телеге.
К десяти утра убитые и раненые были доставлены на заставу, а к обеду прибыл помощник по СОЧ отряда Цеханов в сопровождении особоуполномоченного Старовойтова. Спустя два часа, прихватив с собой дьячка и попа Жданова, они уехали в Проскуров.
На второй день, на видном месте, во дворе заставы пограничники с соблюдением воинского ритуала похоронили своего боевого командира — помощника начальника заставы Иллариона Романовича Лукьянца.
Васина и Прохорова вызвали в управление.
— Как же вы не уберегли его?— качал головой уполномоченный ОГПУ.— И надо же — рядом, на участке заставы, под самым боком жили враги.
Это была горькая правда. Не уберегли. Васин не оправдывался. Какие могут быть оправдания, если погиб такой человек. И все-таки посчитал нужным сказать уполномоченному:
— Тихо сидели эти богомолы. Не было у нас оснований их подозревать. Да и вы нас не ориентировали.
Глуховатый голос Васина потеплел:
— Что касается гибели моего помощника, товарища Лукьянца, то мы с помполитом считаем, погиб он геройской смертью, отдал жизнь за дело большевистской партии и Советского государства как истинный патриот Родины. Лукьянец не только руководил операцией, но и лично участвовал в схватке с врагами. А их было на первых порах четверо против наших троих. Как только часовой заставы услышал стрельбу, туда поскакал резерв и я с правого фланга.