Битая ставка
Шрифт:
Шли долго, часа два. Месяц начал тускнеть и скрываться, а когда подошли к какой-то поляне, померк вовсе.
На условный зов солдата из темноты вышли трое, в двух из которых Игнат опознал своих попутчиков.
Постояв еще несколько минут, группа двинулась. Впереди шли двое, оставшихся в дозоре, за ними Игнат и Ян. Пройдя минут двадцать, головные и следовавшие за ними остановились, присели, послушали, затем, взяв оружие, пошли. Сопровождавший их солдат возвратился восвояси.
Шли тихо. Кругом стоял невысокий, но густой лесной массив. Шумели деревья. Темнота стояла непроглядная. Перейдя небольшой ручеек и преодолев
Ускорив шаг, все вышли из леса, прошли поляной вдоль окружавших ее невысоких кустарников и вошли в небольшую речушку, которую преодолели не разуваясь — воды было мало. На противоположной стороне остановились, прислушались и, пройдя еще около километра, снова забрели в воду.
— Надо замыть следы от собак,— шепнул Игнату идущий сзади.
Наконец выбрались на дорогу, и, отойдя от нее метров двести, двинулись по тропе. Все изрядно вымокли.
Начала заниматься заря. Впереди показались огни.
— В этом селе, господин Падалкин, конечный пункт.
Прошел еще час, и все идущие оказались на окраине местечка у края огорода, где и остановились.
Кто-то из шедших впереди ушел к дому, а вскоре вернулся в сопровождении женщины. Та, поздоровавшись, шепнула:
— Пойдемте быстрее, а то уже светает.
Игнат удивился, что в таком нелегком «промысле» участвует женщина, но молча следовал за остальными. Женщина привела их в сарай, где зажгла фонарь.
— Здравствуйте, пани Мария,— сказал Ян.
— День добрый, Панове,— с легким поклоном ответила она,— С благополучным прибытием! Никто не попался навстречу?
— Нет, все обошлось.
— Ну, слава Иисусу Христу,— ответила она.— Сейчас я вас покормлю и можете отдыхать. Пан Ян, видимо, знает, где место отдыха.
— Знаю, пани Мария, не первый раз...
— Ну, добже. Прошу, панове, одну минутку подождать меня.
Она поставила фонарь на землю и вышла. Через некоторое время вернулась с прикрытой платком корзиной, которую поставила рядом с фонарем, и, сказав что-то Яну, пожелала приятного аппетита и вышла.
Все, присев возле корзины, принялись есть домашнюю снедь, затем, собрав остатки в корзину, поднялись.
Штемпелевский, взяв фонарь, пошел первым. Все последовали за ним. Пройдя в конец сарая, они поднялись по лестнице на сеновал и осмотрелись. Возле слухового окна ждала постель — покрывало поверх соломы, несколько подушек в темных наволочках. Игнат и трое пришедших сняли обувь, легли, положив оружие рядом с собою, а четвертый спустился вниз. Ему усатый Ян приказал оставаться «на варте», то есть на посту.
Спали долго, до полудня. А когда солнце покатилось на заход, Игнат, переодевшись в штатский костюм, покинул своих спутников. В сопровождении Марии он направился на окраину села. Там, получив подробное разъяснение, как добраться до железнодорожной станции, простился и пошел...
Весной тридцать второго года Игнат с хорошо выправленными документами на имя Андрея Иннокентьевича Скворцова появился на Урале в качестве рабочего на одной из крупных строек в районе Златоуста. Это был весьма покладистый, старательный и скромный работник. Вскоре, как грамотный человек, Игнат стал экспедитором склада, затем заведовал этим складом, вершил судьбы технического снабжения стройки. Играл он свою роль исправно, с собачьей преданностью. «Наука», которую в течение нескольких месяцев ему преподали на Западе, пригодилась.
В документах Скворцова значилось, что он один из отпрысков бывших русских первопроходцев Сибири, переселившихся в свое время в эти богатые таежные места из оскудевших краев Поволжья. Империалистическую и гражданскую войны он провоевал на фронте. Отстаивал вначале царя и отечество, а потом, якобы разобравшись что к чему, перемахнул в Красную Армию.
Пулевым ранением в ногу и следом сабельного удара красного бойца в затылок в двадцатом Игнат козырял как ранами, полученными «в борьбе за родную власть». Он любил теперь выражаться высокопарно. Иногда, оставшись наедине с собою, Игнат сожалел, что отказался от предлагавшегося ему на той стороне красного ордена. Сейчас, «имея подвиги», он пробил бы себе дорогу быстро.
В беседе с окружающими людьми на их вопросы, почему он приехал на Урал, Игнат отвечал односложно и давно заученно: «Потянуло туда, где государству требуются рабочие руки, приехал, чтобы бороться вместе со всеми за индустриализацию страны, за лучшую жизнь».
Начинал Игнат работу на этой стройке с первой лопаты, с землянок. И это действительно было так — с первой лопаты, с первой тачки, с первых носилок — такая была тогда «техника». Надо сначала построить завод, который бы выпускал станки, чтобы они затем дали свою продукцию — новую мощную технику. А для этого в те годы нужда в рабочих руках, особенно на отдаленных стройках, была настолько велика, что подчас недоставало времени разбираться, кому принадлежат эти руки — кто ты, что ты думаешь, кого представляешь? «Добросовестным» работником крупной стройки на Урале и стал Игнат — агент иностранной разведки, Дупель, прошедший школу шпионства, убийств и провокаций в укрытом от людского глаза балканском особняке, принадлежащем первое время ничем не примечательному обществу русских эмигрантов.
Снаряжая его в поход против большевизма, Шубин вместе с матерыми волками — бывшими дроздовскими и улагаевскими контрразведчиками, удачно унесшими ноги от ударов Красной Армии за рубеж,— напутствовал нового «борца за свободную Россию»: устраивайся, обживайся на новом месте, пролезай в активисты, подбирай и изучай нужных ним людей, ищи наиболее уязвимые места в «большевистской затее» с индустриализацией, но до нашего сигнала — ни гу-гу! Когда надо действовать и что делать — мы скажем.
И вот в тридцать третьем, в год тяжелого испытания для Страны Советов — постигшего ее неурожая, в пору серьезных трудностей, сложных международных и внутренних ситуаций, сигнал поступил.
«Братьями по союзу» Игнату предлагалось, используя приобретенных помощников, приступить к активной работе. Всячески «помогать», чтобы стройка хирела, не ладилась.
Дупель приступил к действиям. К этому времени он основательно врос в коллектив, сдружился, особенно с теми, кто был чем-то недоволен. Встретился и с теми, кто, если и не побывал в заграничных краях, как он, Игнат, то, во всяком случае, враждебно относился к экономическим мероприятиям партии и правительства. Нашел и убежденных врагов Советской власти, которые, как и он, на словах были за, а на деле не раз и не два ставили палки в колеса стройке.