Битва близнецов
Шрифт:
Маг нетерпеливо потряс головой.
— Разумеется. Или ты ожидал чего-то другого? В противном случае Дункан ни за что бы этому не поверил.
— Но… — Аргат с трудом справится с потрясением. — Это тайный язык, известный только деварам и лишь немногим избранным. Например, Дункан знает его, но ведь он — король…
— Читай! — Маг раздраженно взмахнул черным рукавом. — У меня мало времени.
Гном пробормотал какое-то проклятье и развернул пергамент. На чтение свитка ему понадобилось довольно много времени, хотя на листе было начертано всего несколько строк.
— Ты прав, маг, это решает все проблемы. Гном вернулся в кресло и, прищурившись, посмотрел на своего одетого в черное собеседника.
— Но я хочу вручить Дункану кое-что еще, помимо свитка. Мне нужно нечто… особенно впечатляющее!
— Что ваш народ считает «впечатляющим»? — спросил Рейстлин, презрительно кривя рот. — Несколько дюжин изрубленных на части тел? Что еще ты хочешь получить?
Аргат ухмыльнулся.
— Голову твоего предводителя.
Наступила тишина. Ни малейшим звуком или движением не выдал Рейстлин своих мыслей. Казалось, он и вовсе перестал дышать. Молчание длилось так долго, что под конец оно стало казаться Аргату живым существом, могущественным и опасным.
Девар вздрогнул, потом ухмыльнулся. Нет, он будет настаивать на этом. Дункану придется объявить его героем, как этого ублюдка Караса.
— Хорошо, согласен. — Голос Рейстлина был ровным, лишенным всяких эмоций, однако, когда он поднял голову, Аргат увидел блестящие глаза мага, и ледяной холод их бездонных, черных глубин пронзил его буквально насквозь.
— Согласен, — повторил маг. — Постарайся только исполнить обещание, и получишь все, что требуешь. Аргат нервно и как-то жалко улыбнулся.
— Тебя не зря называют Выбравшим Тьму, не правда ли? — спросил он, поднимаясь из-за стола и делая слабую попытку рассмеяться. Пергамент он заткнул за пояс.
Маг не ответил, и Аргат, пожав плечами, повернулся к своим спутникам.
Властным жестом он указал на стоящий в углу сундук. Гномы быстро подошли к нему и закрыли его ключом, который Рейстлин вынул откуда-то из-под плаща. Несмотря на то что девары были привычны к тяжелой работе, даже они пыжились и кряхтели, поднимая драгоценную ношу.
Гномы-носильщики первыми выбрались из палатки. Аргат проводил их взглядом, затем повернулся к магу, который снова был едва различим в сгустившейся тьме палатки.
— Не беспокойся, мы не подведем.
— Я и не беспокоюсь, — отозвался Рейстлин. Аргат вздрогнул; тон мага ему не понравился.
— Видишь ли, Аргат, — продолжил Рейстлин, развивая свою мысль. — Эти деньги прокляты. Если кто-либо, прикасавшийся к этим деньгам (например, ты), попытается меня обмануть, — кожа на его руках почернеет и начнет слезать клочьями. Когда руки превратятся в мерзкие, отвратительно смердящие обрубки, начнет гнить и разлагаться кожа на его ногах. Ему останется только беспомощно наблюдать, как разлагается все его тело и заживо гниет плоть. Он будет постепенно умирать, испытывая адские муки.
Аргат
— Ты лжешь! — с трудом проговорил он.
Рейстлин снова промолчал. Аргат больше не видел его и не ощущал его присутствия; мага могло уже и вовсе не быть в палатке. Единственными звуками, которые доносились до него, были смех и крики, раздававшиеся у пиршественного костра, да и те стали слышны лишь тогда, когда он отдернул полог. В дрожащем оранжевом свете Аргат видел, как люди и гномы, слегка покачиваясь, передают друг другу чаши с вином.
Вполголоса выбранившись, девар поспешил прочь, но даже на бегу он время от времени тщательно вытирал руки о штаны.
Глава 6
Пришел рассвет. Солнце Кринна выходило из-за горного хребта медленно, неохотно, словно предчувствуя, какие страшные картины предстоит ему осветить.
Но время нельзя остановить, как невозможно предотвратить солнечный восход.
Поднявшееся над вершинами гор светило было встречено пронзительными криками и звоном мечей о щиты. Так приветствовали солнце те, кто, возможно, видел его сегодня в последний раз.
Радовался восходу солнца и Дункан, король горных гномов. Стоя на самом высоком бастионе крепости Пакс Таркас в окружении своих военачальников, он прислушивался к раздававшимся вокруг него хриплым воплям воинов и удовлетворенно улыбался. Сегодняшний день должен был стать самым великим днем в истории Торбардина.
Только один гном не приветствовал восход солнца вместе с остальными.
Дункану не было нужды даже оборачиваться, чтобы увидеть его; он и так чувствовал за своей спиной мрачное молчание ближайшего друга, которое отдавалось в сердце короля, и этот немой звук заглушал — казалось ему — грохот всех боевых барабанов его армии.
Отдельно от остальных стоял на вершине башни Карас, славный герой гномьего племени. Рослый, одетый в сверкающие доспехи, с огромным боевым молотом в руках, он был великолепен. Карас стоял, широко расставив ноги, и глядел на восход. На его глаза навернулись слезы, и две крупные капли медленно ползли по щекам.
Но никто на него не смотрел. Гномы избегали смотреть на Караса. И дело было совсем не в том, что отважный воин открыто плакал на глазах у всех, хотя слезы и считаются среди гномов детской слабостью. Никто не глядел на Караса потому, что слезы беспрепятственно катились по его гладко выбритому лицу.
Карас сбрил бороду.
Даже оглядывая равнину перед Пакс Таркасом и пытаясь оценить силу врага и выгодность занятых им позиций, видя сверкающие в долине наконечники копий, Дункан не мог забыть потрясения, охватившего его в то утро, когда он увидел Караса, взошедшего на бастион, с голым лицом. Отрезанную бороду гном держал в руках. Подойдя к краю смотровой площадки, он широко размахнулся и, на глазах у своего короля, швырнул ее вниз.
Гномы, как правило, начинают отращивать бороду с ранней юности. Борода является предметом гордости не только ее обладателя, но и всей гномьей семьи.