Битва под Каррами
Шрифт:
– Не сейчас… Это было давно. Не надо. Мне бы не хотелось сейчас вспоминать об этом.
– Она очень красивая? – Тхао положила голову ему на колени. Лаций сидел, бессильно опустив руки вдоль туловища, и чувствовал, что снова начинает вспоминать Ларниту, её лицо, руки, голос и танцы.
– Она очень красиво танцевала, – пробормотал он. Тхао при этих словах встрепенулась, вскинула вверх длинные ресницы, прикрывавшие полные бездонной любви глаза, и, приложив руки к груди, горячо заговорила:
– Я тоже умею танцевать. Хочешь, я буду танцевать? Я ещё никогда не танцевала для тебя. Смотри, смотри, как я буду танцевать сейчас, – с этими словами она подскочила на ноги и метнулась в угол. Там из кучи вещей показался маленький круглый бубен со звенящими монетами. Повернувшись к Лацию
Тхао танцевала плавно и мелодично: её движения поначалу казались одинаковыми и похожими друг на друга. Два шага в одну сторону и вращение руками, затем то же самое – в другую. Гибкие тёмные руки извивались, как змеи, переплетаясь то в локтях, то в кистях, обвивая плечи, бёдра, колени и снова вытягиваясь в ровную линию. Это был бесконечный танец кошачьей гибкости и женского изящества, доведённый почти до совершенства. Тхао танцевала, не сходя с места. Ей достаточно было небольшой площадки в два-три шага. Извиваясь стройным, гибким телом, она искренне радовалась своей красоте и молодости. У неё была очень узкая талия, поэтому бёдра выглядели широкими и округлыми. Лацию казалось, что в танце они двигаются отдельно от рук и головы. Ровные ноги не носили отпечатка тяжёлых работ, и на них никогда не было видно ни мышц, ни вен, как будто Венера, как скульптор, благодарно провела по ним рукой, создав само совершенство. Они напоминали два тонких кувшина для масла, которые венчали высокие упругие ягодицы. Тхао была молода и красива. Её разгорячённое тело покрылось капельками пота, и от него исходил нежный аромат персикового масла, который Лаций очень любил.
– Хватит, хватит, – тихо произнёс он и махнул рукой. Она нравилась ему, но в груди не было того огня, страсти и ревности, которые вызывала Эмилия. Хотя та никогда не танцевала. – Ты очень красивая. Садись! – Лаций похлопал рукой возле себя, но египтянка и не думала останавливаться. Она увеличила темп и стала танцевать с поворотами и вращениями. Её глаза расширись, заблестели и стали напоминать два крупных драгоценных камня. Тонкий нос с небольшой горбинкой вздрагивал при каждом вдохе, и губы улыбались завораживающей улыбкой, обнажая белоснежные зубы.
Ларнита была совсем другой. Он даже перестал дышать, вспомнив о ней. Как будто это было не с ним, а с кем-то другим, и теперь этот второй человек наблюдал за его прошлым со стороны. Дикая и необузданная, Ларнита говорила с людьми резко и отрывисто, даже немного надменно, потому что всегда была уверена в своей правоте и так же вела себя с теми, кого любила. Её тонкие, крепкие руки обладали невероятной силой, а тело напоминало молодой побег кипариса: ровные, мускулистые ноги, без плавных переходов у коленей, высокие бёдра, как у юноши, почти незаметная талия и острая, небольшая грудь с двумя маленькими гранатовыми зёрнышками посередине. Из украшений Ларнита носила только браслет и круглый чёрный медальон, который достался ей от матери. Других украшений у неё не было. На севере лето было коротким, поэтому и одежда на ней всегда была грубая и тёплая. Как у всех. Женщины там носили платье из козьей шерсти и шапку. Да… она умела танцевать. Однажды ему удалось увидеть её на плясках во время праздника весны и урожая. Это бы незабываемый танец! Ларните были подвластны все движения. Она сама была движение. Лаций был уверен, что Ларнита легко смогла бы повторить этот танец Тхао. На том празднике она двигалась резко и отрывисто, слушая равномерный звук барабанов, отбивающих ровный ритм с постепенной увеличивающейся скоростью. Замирая в какие-то ей одной известные мгновения, она усиливала этими мгновенными паузами впечатление от своей летящей над поляной фигуры. Неподпоясанное платье прятало её фигуру, превращая Ларниту то в птицу, то в ветер, и она грозовой тучей летала от одной группы пританцовывавших по кругу женщин к другой, с постоянно мечущимися между небом и землёй руками. Особенно поражали движения её кистей. От этих танцев веяло древними обычаями и глубокой
Он помнил, как однажды Ларнита танцевала только для него. Это было на берегу реки. Правда, это был совсем другой танец. Она сбросила тогда с себя все одежды и бегала под серебряным светом луны обнажённой, посвящая красоту своего тела могучим силам ночи и тьмы. Ночь Ларнита любила больше, чем день. В ту ночь он не мог оторвать от неё глаз. Она околдовала его. Её танец был полон силы и женского первородного могущества. Стройные, мускулистые ноги вытягивались в диких прыжках, и она напоминала ему в тот момент хищных животных, которые во время охоты вытягиваются в последнем прыжке над жертвой во всю длину своего тела, и это выглядит так напряжённо и мощно, так красиво и грациозно, что не смотреть на них просто невозможно. В танце Ларниты он видел то тигра, то прыгающего через ручей оленя, то летящего вниз со сложенными крыльями сокола, спешащего не упустить замеченную внизу добычу.
И ещё от Ларниты всегда пахло свежей травой, старой шерстью и душистыми травами, которыми был забит дом её матери. Когда она подошла тогда к нему после танца, то была такая же мокрая, как и Тхао сейчас. Но взгляд Ларниты никогда не страдал болью неразделённой любви. Он всегда пылал страстью. Он покорял и доставался только равному. Да, спустя столько лет, Лаций был вынужден признаться себе, что Ларнита была сильнее его. Она любила его больше, чем он её. Она была сильнее в чём-то неведомом, чего он не понимал, но принимал и хотел понять. Но, к сожалению, не успел… Страсть дикарки завораживала его и уносила прочь, поднимая над землёй на тысячи миль, а потом неожиданно бросала вниз, как с высокой горы, чтобы погрузить в пучины неземного блаженства и счастья. Её любовь заставляла его возвращаться к ней вновь и вновь. И он ничего не мог с собой поделать. Это было страшное, животное чувство, сжимавшее его сердце, как клещами, лишавшее разума и воли от одного только взгляда или вздоха. Они любили друг друга, как дикие звери… и теперь он понимал, что такая любовь не могла продолжаться вечно.
Лаций вздохнул и закрыл глаза. Тхао с благодарностью прижалась к его руке и что-то тихо прошептала. Её природная ласка отвлекла его от неприятных воспоминаний, и через некоторое время в памяти остался лишь едва заметный след сожаления и боли. Он посмотрел в глубокие чёрные глаза Тхао и провалился в них, как в пропасть, не думая о прошлом и будущем, стараясь забыть обо всём и раствориться только в настоящем. Тхао была красивая и страстная девушка, но Лаций понимал, что скорее жалеет её, чем любит. Она тоже чувствовала это, и отчаяние мучило её ещё сильнее. Чтобы не думать об этом, Тхао старалась затушить его обильными любовными ласками.
В небольшом окне был виден кусочек неба. Оно тоже было чёрным. Лёгкая дымка висела в воздухе ещё с вечера, и с наступлением ночи она полностью скрыла на небе все звёзды. Было уже далеко за полночь. Юная красавица тихо спала у него на груди, прижавшись щекой к круглому чёрному амулету, а Лаций гладил её по голове и смотрел в небо. Он думал о том, что где-то там, вдалеке, за ними наблюдает Ларнита.
Глава 13
В последний день они почти не разговаривали. Тхао плохо себя чувствовала и говорила, что могла бы остаться с ним, если бы он взял её с собой в поход. Она знала, что в лагере римлян многие богатые всадники и даже легаты держали рабынь. Но Лаций только качал головой и вздыхал. Он не мог этого сделать. И, понимая это, она всё равно просилась.
Купец Талакуб, которому Лаций продал Тхао, обещал не тревожить её несколько дней, чтобы дать выздороветь. Тхао жалась к Лацию, как тень, и всё время плакала. Он молчал и просто гладил её по голове. И это ещё сильнее отдаляло его от несчастной рабыни. Если одна мысль об Эмилии заставляла его сердце бешено биться, то о расставании с Тхао он думал с тихой грустью, замечая, что в душе уже давно расстался с ней и теперь его мысли всё чаще и чаще возвращаются к предстоящему походу. В конце она протянула ему мешочек с травяными шариками. На молчаливый вопрос в глазах Лация Тхао тихо ответила: