Битва пророков
Шрифт:
– Бог с тобой! Никого мы не грабили! Покаянный ресурс аккумулируется и в прошлом, и в будущем многими поколениями. Миллионы людей молились, молятся и будут молиться не только о собственной разнесчастной душонке, но и о будущем родственников, страны, человечества, просто любимых людей. Что такое молитва за усопших – знаешь?
– Ну… это…
– Это желание исправления их прегрешений. Человек уж умер давно, а его потомки за него молятся, и его временной проект исправляется. От этого и потомкам лучше становится. Например, они не получают наследственных болезней, приобретенных
– Вроде понял.
– Но помни, что все сейчас болтается на ниточке. Противодействие сил так ожесточилось, что все может рухнуть!
– И что тогда?
– Я… я не знаю, что тогда. Но я знаю, я верю, что не рухнет. Мы победим!
– Но если…
– Никаких «если»! Не бывать этому! С нами Бог! Или атаку штурмовиков уже забыл?
– Нет, помню… До сих пор ноги ноют…
– Такое бывает. Иногда наше тело помнит наши иные проекты. Это случается тогда, когда впечатления в этих проектах были очень сильными. Настолько сильными, что их не удается стереть до конца. Они стираются только из сознания, а вот из клеток, из памяти материала удалить не всегда удается. Знаешь такое понятие – память материала?
– Слышал, что у металлов она есть, у кристаллических структур.
– Правильно, но не у одних металлов и кристаллов. Она есть у любой материи. В ваше время научились пользоваться памятью только металлов и некоторых полимеров. Короче, возьми любую веревку, смотай и размотай ее. Она будет помнить свое смотанное состояние. Воздух помнит полет птицы, вода помнит путь рыбы. Некоторые животные обладают возможностью читать эти пути. Так они охотятся в полной темноте или догоняют давно улетевшую или уплывшую добычу. Как волк по следу. Только в воздухе и воде нет следов. Так и наши органы могут помнить – что с ними происходило в других проектах. Вычистить эту память можно, но сложно – слишком много возни. Представляешь, сколько там атомов, молекул и клеток?
– Да уж…
– Часто бывает так, что у человека что-то всю жизнь болит и болит. Врачи ищут – причины нет. А оно болит. Это и есть память материи. Она помнит боль из другого проекта.
– А зачем она? Неужели нельзя что-то придумать, как-то разом вычистить информацию и из сознания, и из материи?
– Можно, конечно. Все можно. Нет ничего невозможного.
– Ну и что же мешает?
– Целесообразность мешает. Человек должен кое-что помнить, ему должно что-то сниться, что-то неосознанно чувствоваться, он должен чего-то опасаться, стремиться избежать… Это можно назвать инстинктом, подсознанием, а на самом деле это – неосознанное знание о неблагоприятных проектах будущего.
– Его же еще не было, как ты говоришь?
– Да пойми же ты, это для тебя не было, я повторяю, а для будущего – было. Я же в будущем, правильно? Поэтому твое будущее для меня уже прошлое.
– Ну, да…
– Если бы человечество или его часть не помнили ужасов других проектов развития истории, как твои ноги атаку штурмовиков, то они бы не обладали нужной интуицией. Интуиция – это и есть память о будущем. Это способность правильно предвидеть будущие ситуации.
– То есть получается так – чтобы научиться предвидеть ситуации и делать правильные поступки, нужно, чтобы мы погибли или намучились в других проектах? Чтобы мы узнали неправильные пути, нужно сначала жестоко ошибиться?
– Ну, возможно, и так, – задумавшись, пробормотала Изволь. – А потом озорно добавила:
– Не согрешишь, не покаешься! Иди же брейся, а то Палмер опять издеваться будет!
– Кстати, я не каялся в том, что я побрился! Почему и это событие у меня стерлось?
– Ну… как тебе сказать… извини, это я ошиблась на пару минут и стерла твое бритье вместе с атакой штурмовиков… – застыдилась Изволь.
Беловский, сделав самый строгий голос, сдерживая смех, забасил:
– Та-а-ак! Ага! Значит, опять ты напортачила? Где там Саня?
– Ну, чего расшумелся? Сейчас исправлю, если тебе самому лень еще раз побриться…
– Ты даже не знаешь, как мужики не любят бриться, как это им надоело делать каждый день!
– Так ты неделю уж не брился, лодырь!
– Ну ладно уж, побреюсь, но смотри – чтобы это было в последний раз! А то сегодня ты меня бритости лишила, это я еще могу пережить, а завтра обеда?
– Не переживай, голодным не оставлю. Иди помоги Бизону съесть все, что он заказал, а то ты потеряешь командира.
– Опять небритым идти?
– Иди, говорю! – засмеялась она. – Побрею! Пока идешь, будешь как огурчик!
…В прекрасном расположении духа Беловски решил навестить своих спутников. Они сидели в баре и увлеченно издевались над электронным официантом, заставляя его менять уже третий десяток блюд и напитков. Палмер возлежал в прозрачном, медузообразном шезлонге, в парчовом халате и с прической, похожей на Элвиса Пресли. Только знаменитый кок у него был гораздо больше и сиял лаком гораздо ослепительней, чем у короля эстрады. А Бизон ползал по большому столу от блюда к блюду в одних плавках и пробовал пальцем подливки и соусы.
– Беловски! – заорал он. – Ты уже побрился? Посмотри на эту куклу! – Он указал жирным пальцем на уоррент-офицера. – Как тебе этот красавец? Он напоминает мне укравшего 500 долларов нигера. Ха-ха!
– Хорошо, что он не черный, сэр!
– Почему?
– Потому что вы не смогли бы, не нарушая законодательство Соединенных Штатов, так открыто сопереживать счастью этого гражданина!
– Ха-ха, Майкл! Мы на яхте в Атлантике, а Штаты в руинах, со всеми правозащитниками!
– Вы этому радуетесь?
– Нет, сынок, просто я не хочу об этом думать. Что толку? Все равно ничего не изменится!
– Вы уверены, сэр?
– А ты нет, Беловски? Всему есть предел, даже твоему Богу!
– У Бога нет предела, сэр!
– Беловски, не морочь мне голову! Лучше закажи чего-нибудь из шестисот блюд этой забегаловки. Даю голову Палмера на отсечение, что ты даже названий таких не слышал!
Майкл с живостью вспомнил улетающую на советской ракете голову Палмера, и у него пропал аппетит.
– Сэр, у вас есть своя голова.