Битва пророков
Шрифт:
– Раб Божий Тимофей.
– Какого ты племени?
– Я – черкас, черный клобук, с Дона.
– Что делаешь на Итили?
– Иду с войском хазар.
– А где войско?
– Скоро будет тут.
– Почему же ты впереди войска пришел?
– Миром хотели поладить с русами! На договор к ним шли!
– Не ври перед смертью, Тимофей. Какой смысл? Твой путь закончен, тебя не помилуют. Вопрос лишь в том, каким будет твой конец. Тебя хотят посадить на кол. Я попытаюсь облегчить твою смерть. Христианин может исповедоваться любому христианину в крайней ситуации, если нет иерея. Я передам твою исповедь при первом же случае и отслужу по тебе панихиду. Кроме того, постараюсь
Тимофей затрясся в рыданиях.
– Господи, Господи! Прости мне все грехи мои вольные и невольные! Господи, прими дух мой с миром!
– Если хочешь исповедоваться, то торопись. У тебя осталось мало времени…
– О, милостивый господин, исповедуюсь тебе, как самому Господу! Как мне тебя называть?
– Михаил.
– О, Михаил, брат мой во Христе, я – великий грешник, село это ограбить несколько раз хотел, да не мог. Много по Итили ходил, все города и села ограбил, а это никак! Гора у них, и дозор на горе. Пока подходишь с войском, их уже и след остыл. Одни черепки оставляют! Разозлился я на них, захотел хитростью село взять. Да еще бес помрачил разум мой! На торгу булгарском увидел я красавицу русскую, глаза синие, как море, коса – золото! Забыть не могу! И задумал я овладеть ей. Узнал, что она где-то на горах живет итильских, а зовут ее Венеслава. Вот и пошел со своими людьми к хазарам, ищу ее уже несколько лет. Был у меня рус крещеный, Филимон, которого веслами сейчас забили. Он сильно хотел отомстить. Его крестили армянские купцы. Крепко он с ними сдружился за золото, которое он ободрал с русского идола. Об этом узнали русы, пытали и хотели Филимона казнить, но тот бежал ко мне. Он и сказал, что Венеслава – это дочь вождя русов Ратко, который сидит в Кадницах. Вот я и захотел хитростью взять село и Венеславу пленить. Вай-ай-ай! Бес разум совсем помутил! Один пошел, без войска! Хотел спрятать от хазар Венеславу! Если бы увидел ее Каган хазарский – отнял бы у меня!
– Что он говорит? – услышав имя дочери, спросил Ратко.
– Он искал твою дочь несколько лет.
– Не тот ли это бродник, что в Булгаре большие деньги старому Кукше предлагал за нее?
– Да, он говорит, что увидел ее на булгарском торгу.
Ратко помрачнел. Лицо его сделалось каменным, губы сжались.
– Вот оно что! Венеслава ему нужна? Скажи ему, что он увидит ее. Сейчас позовут. Будет с кола на нее любоваться, пес!
Мишка перевел черкасу слова вождя, и тот завыл опять. Ратко сильно пнул его в живот. Черкас скорчился, хватая воздух разбитым ртом.
– Не вой, поганый! Спроси-ка, парень, у него про наших ребят. Как ему удалось их пленить?
Лысый отдышался и отвечал, косясь на кожаный башмак вождя:
– Ночью захватили мы ладью русскую. Спящими на острове их взяли. Хотели резать, но старый дядька у них был, сказал, что поможет беспрепятственно Кадницы взять, что воины ушли в Ладогу к князю русскому, остались дети да бабы. А дозор на горе его ладью знает и пропустит в Кудьму без шума. Понравилась мне эта хитрость, привязали мы гребцов к скамьям, да и поплыли. А те и рады, лишь бы не убили их!
Филимон говорил, что мало дозорным знать ладью, что нужно для них еще какой-то знак делать, чтобы они не сомневались, что в ладье свои плывут. Раньше кормой к устью Кудьмы подходили, это и был знак. Но старик обманул нас, сказал, что отменили этот обычай из-за того, что про него знал мой Филимон. Он не верил старику, а мне же бес разум затмил.
– Дальше можешь не рассказывать.
– О, господин милостивый, кто ты – Ангел, сошедший ко мне?
– Нет, я человек.
– Но послал тебя ко мне сам Господь, я это знаю!
– Без воли Господа ничего не бывает.
– Спаси меня, спаси! Сделаю тебя братом, сделаю господином моим, сделаю тебя богатым, сильным! Спаси меня!
– Ты только что просил легкой и не позорной смерти. Так прими ее мужественно. Возможно, этим ты искупишь свои грехи.
– Нет, нет! Не говори так! Скажи вождю, что я буду ему служить как собака! Скажи, что я знаю замыслы Кагана! Я много знаю! Я все расскажу! Я спасу русов! И тебя спасу!
– От чего ты меня спасешь?
– И от русов и от хазар спасу! Тебя все равно убьют. Ты не понимаешь! Русы убивают всех христиан. Но я скажу русам, что ты не христианин, а хазарам, что ты не русский!
– Ты предлагаешь мне отречься от Христа?
– Нет, нет, мой господин! Не отречься, а обмануть язычников! Для того чтобы выжить и послужить еще Господу! В этом нет греха!
– Чего же сам Христос не обманул иудеев на Голгофе?
– Русы – не иудеи! Распятие перед иудеями имело смысл и результаты. А перед русами хоть тысячу мучеников распни, они только вымажутся кровью праведников и упьются своей брашной от радости! Христос же – Царь иудейский! Иудейский, – повторил он, – не забывай этого! Хазары не убивают христиан, хоть и сами жидовины! Мы все веруем в Бога единого, в Творца. А язычники – враги Бога единого!
Тимофей перешел на хриплый, торопливый шепот. На бритом лбу вспотела грязная испарина, а на шее вздулись жилы. У него появилась какая-то животная надежда, в которую он с жадностью вцепился:
– Вот посмотри, посмотри, что они делают с христианами! – Он указал взглядом выпученных карих глаз на реку. – Смотри, смотри, это они и с тобой сделают!
На берегу воины возились с наспех связанным корнями растений плотом. Они столкнули его в реку и, стоя в воде, стали водружать на нем что-то вроде мачты. Когда они ее подняли, Беловский ужаснулся: это был крест с распятым на нем трупом Филимона. Во рту трупа блестели вбитые между зубов золотые монеты.
– Вот-вот-вот! Видишь, как они оскорбляют Распятие! Это не люди, не люди, Михаил! Ты должен понять, что не нужно метать бисер перед свиньями. Подвиг хорош на Голгофе, перед тысячами понимающих глаз. А в пустыне он не имеет смысла! Его никто не оценит! Тут тоже никто не оценит! Это – не люди! Наша задача – не допустить поругания этими варварами Христа в нашем лице. Мы же часть Христа. Ты понимаешь это? Не допустишь же ты поругания Христа?
Воины оттолкнули плот от берега и мертвец, зловеще тараща глаза, поплыл по течению. Тимофей сверлил Беловского воспаленным взглядом. Зачем-то он перешел на еще более тихий шепот и заговорщическим тоном, заикаясь, глотая слова, тараторил:
– Ты не знаешь, не знаешь, что русы тоже погибнут! Тоже погибнут! Все! Все до одного! Ты ничего не успеешь для них сделать! Мое войско совсем рядом, за этим островом! Всего лишь за островом! Вот за этим, Михаил, за этим островом! Они ждут от меня условного сигнала. И я его им подам, обязательно подам!
– Ты связан, Тимофей, и тебя никто не развяжет. Так и посадят на кол…
– Какой кол, какой кол! О чем ты говоришь? Ты совсем не понимаешь, о чем говоришь! Мне смешно, Михаил! Поверь мне, я сумею подать сигнал. Клянусь кровью Господа! Клясться нельзя, я знаю! Я знаю, Михаил! Тем более кровью Господа. Но у меня нет другого выхода, нет времени тебя убеждать! Ты видишь, на что мне приходится идти из-за тебя?! Поверь мне, Михаил! Не заставляй меня так страшно клясться, я сумею подать сигнал! О, я сумею! Они не успеют сбежать в лес! Их всех перебьют хазары! Но я могу сделать так, чтобы они не пришли. Чтобы они остались ждать сигнала за островом.