Битва пророков
Шрифт:
На прикованных гребцов никто не обращал внимания. Кроме них, на корабле рабов не было. Остальные гребцы были воинами из охраны Кагана. Во время пути они несколько раз отдыхали, менялись с другими, перекусывали и даже дремали на тюках сложенных шатров. Несколько раз пленников окатывали из большого ушата забортной водой, чтобы они не перегрелись, так как летнее солнце безжалостно припекало. Время от времени им подносили бадью для питья и разрешали отдохнуть, вытащив весло. Вообще к ним относились нормально, даже заботливо. Это был приказ Кагана.
Разговаривали во время пути они
– Ты, Беляк, привык к рабству, а я впервые на цепи…
Когда с острова, от костров с казанами, потянуло пищей, им принесли большую глиняную миску с пшеничной кашей и печеной рыбой. Они жадно накинулись на еду, запивая ее волжской водой. Михаил очень устал, поэтому сразу задремал, притулившись на скамье. Но проспал он недолго, потому что через какое-то время за ним пришли.
Было уже темно, когда его привели к большому шатру, выстланному коврами. Огоньки масляных светильников отражались в золоте опорных витых столбов, множества посуды, низкой мебели и висящих по стенам круглых щитов. В дальнем углу на парчовых подушках полулежал сам Каган. Из большого блюда время от времени он доставал черешню, косточки которой аккуратно складывал в высокий кубок.
Пленника приковали теми же цепями к центральному столбу и поднесли к нему маленькую табуреточку. Каган жестом пригласил сесть. Несколько минут он молча, изучающе смотрел на руса, пухлыми пальцами поднося к влажным губам очередную ягоду. Наконец он спросил:
– Откуда ты знаешь мой язык?
– Я был в плену.
– Где?
– В Трапезунде, в Карсе, в Дербенте.
– Там не говорят на хазарском.
– Там были хазары, с которыми я общался.
– Ты очень чисто говоришь, как будто много лет прожил в Хазарии. Поэтому мне кажется, что ты меня обманываешь. Говори, рус, чей ты раб, я верну тебя хозяину.
– Я никогда не был в Хазарии, господин.
– Мне нравится твое упорство, но все равно тебе не верю. Мне нужен переводчик, который хорошо говорит на русском и хазарском. Если ты не хочешь возвращаться к своему хозяину, то послужи мне. Поверь, ты не будешь знать нужды и тяжелой работы. Но для этого мне нужно тебя выкупить, чтобы на мне не было греха присвоения чужого имущества.
– Вы уже меня присвоили, господин.
– Нет, не клевещи на меня. Пока что я поймал беглого раба, который мне понравился. Но ты – не мой раб. Я – честный человек перед Господом и народом Его. И я не хочу, чтобы кто-нибудь где-нибудь увидел тебя у меня и сказал: вот Великий Каган, он всесильный владыка, поэтому берет чужое.
– Неужели кто-то осмелится про вас такое сказать?
– Почему же нет? Если это будет истиной, почему бы не сказать? Я не буду карать за истину. Лучше я не свершу грех присвоения чужого имущества, и это будет истиной. Тогда никто и не скажет. Наоборот, все будут говорить: вот Великий Каган, он пример праведности для всего своего народа! Видишь, я справедливый и честный владыка. А ты лукавый и лживый язычник. Но я научу тебя жить в правде и справедливости.
– Я не язычник.
При этих словах Каган насторожился и пристально посмотрел на Беловского
– Ты – магометанин?
– Нет, я – христианин.
Каган разочарованно, даже с какой-то досадой, с упреком сказал:
– Ах, как жаль! Как жаль! Лучше бы ты был язычником!
– Неужели вера в Бога единого, Творца всего сущего, может быть хуже язычества?
– Конечно же, может, как это ни странно звучит! Если кто-то даст жаждущему в пустыне тухлой воды и скажет, что это прекрасное вино, то, безусловно, утолит жажду несчастного, но вселит в него ложную веру в то, что тухлая вода и есть вино. И потом будет трудно убедить этого человека в истине, так как он будет говорить: Я умирал от жажды, но мне дали испить вина. Никогда я не пил с таким желанием и наслаждением!
– Вы считаете, что лучше было бы несчастному умереть от жажды?
– Если этот несчастный станет распространять свое заблуждение в народах, то лучше было бы ему умереть. Потому что он приумножил ложь на земле. Вот почему язычник лучше христианина. Язычники рано или поздно узнают вкус настоящего вина, а христианин будет убежденно пить тухлую воду и плевать в вино. Язычники сохраняют количество лжи на земле, а христиане приумножают…
– Так вы хотите обратить язычников в свою веру?
– Нет, нет! Я не могу этого сделать, так как это не мое дело! Мой Бог – Бог Израиля, а не бог язычников. Как я могу взять принадлежащее другому и отдать кому-то? Он сам станет Богом язычников, когда Ему это будет нужно. Мое же дело всего лишь не пустить ростки лжи на земле.
– Вы хотите помешать распространению христианства на Руси?
– Христианство, христианство! Помешались все на христианстве! Неужели не понятно, что христианство – это инструмент политического влияния Константинополя и Рима? Глупые, наивные люди думают, что освобождаются от язычества, а на самом деле народы попадают в политическую зависимость от Византии! Теряют свободу!
– Вы хотите, чтобы народы попали под вашу политическую зависимость?
Каган сощурил глаза и еще пристальней присмотрелся к Беловскому.
– Какая же в том зависимость, если я дарю свободу, а Византия забирает ее? Я не принуждаю принять свою веру, не истребляю чужих Богов, более того, я утверждаю право каждого человека на свои убеждения!
– Взамен на признание вашего права на свои?
Каган благожелательно улыбнулся и поудобней откинулся на подушки.
– Ты – умный раб. Мне интересно беседовать с тобой. Прошу тебя, сознайся – чей ты. Иначе я не смогу тебя приблизить к себе.
– Я – свободный человек.
– Но где ты так научился говорить по-хазарски?
– У меня очень хорошая память на языки, господин.
– Хотел бы тебе поверить, но ты, мне кажется, лукавишь! Мне очень дорого мое честное имя. Поэтому ты должен признаться. Я понимаю, что ты боишься наказания за побег, но я тебя защищу. У меня есть единственный способ спасти тебя от справедливого наказания – выкупить тебя. Любой вельможа или купец будет рад продать мне раба. Тебе лучше сознаться!
– Мне не в чем сознаваться, господин…