Битва пророков
Шрифт:
– Может, может… Хазария еще недолго просуществует. Ее замысел уже иссяк, как ручей в пустыне. Потомки Кагана разойдутся по свету. Некоторые сохранят родословную, некоторые забудут, растворятся в других народах. Тем более что у него будет очень много потомков. Но у иудеев настоящими потомками считаются только те, которые рождены иудейкой. А твои предки были, или будут – как тебе угодно, – от булгарки.
– Ну и дела!
– Тайна крови – великая тайна. Да и какая разница? Все мы от Адама! Но я пришел к тебе не за этим. Я хочу тебе помочь, потомок, – с иронией сказал
– Устроишь побег?
– Нет, бежать тебе не нужно. С Шамуилом бы поскорей закончить…
– Как?
– Слушай меня: когда он начнет тебя спрашивать, сразу же говори, что, мол, вид такого могучего господина тебя привел в ужас (он это любит), поэтому ты решил больше не отпираться и сознаться во всем.
– Так в чем?
– Слушай, не перебивай! Еще скажи, что сам Каган не смог тебя «расколоть», как ни бился, а великий Шамуил развязал твой язык одним своим взглядом. Понял?
– Понял…
– Самое главное, скажи, что ты убежал от итильского купца Мордахея Рыжего. У него действительно бежал ученый раб. Это подтвердят купцы, которые плывут с Каганом. Запомнил? Мордахей Рыжий!
– Запомнил…
– Ну, все, Миша, я уже пойду, наверное. Я рад, что у меня такой потомок.
– Жаль… Посидишь, может, еще?
– В следующий раз. Мы с тобой еще увидимся!
– Знаешь, я никак не могу представить, что ты именно тот самый Тимофей. Жаль, что не вижу тебя… Не обижайся, но в последний раз ты выглядел как-то не очень… Да и говорил не так… Как бы тебе это сказать: не тянул на святого, что ли…
Тимофей засмеялся:
– Когда ты меня видел в последний раз, я еще был великим преступником. А теперь, если хочешь, посмотри.
В яме вдруг стало светло. Михаил увидел Тимофея в белоснежных одеждах. Его лицо было светло и чисто. Но это был действительно он. Свет исходил прямо из него, как будто внутри него горел светильник.
– Удивительно, Тимофей! Действительно это ты! Странно, все то же самое – и нос, и глаза, и губы, а кажется, что ты совсем другой.
– Это результат любви.
– Какой любви? Я не понимаю тебя…
– На самом деле это очень просто. Моя внешность преобразилась любовью. Для ясности, ну, чтобы ты понял, представь себе любящую мать или жену. Для них все в сыне или муже – прекрасно. Они их просто любят. Хотя те же самые люди другим могут казаться противными, мерзкими, какими угодно! Это потому, что люди в них видят грех и недостатки, а любящие мать и жена только достоинства. Они не замечают в них плохого. Для них плохое не существует! Так и Господь наш не видит в нас плохое и воскрешает только то, только те качества, которые ему в нас нравятся, которые он в нас любит. Понятно?
– Да, теперь понятно… Но как быстро! Ты умер всего лишь несколько часов назад!
– Опять ты забыл, что тут нет времени, Миша. На самом деле у меня уже столько всего произошло! И девять дней, и сорок, и година, и вечность! Ну ладно, давай прощаться, помоги тебе Бог! Обнимемся, что ли?
– Давай, только я тебя перемажу, я же весь в глине и крови!
– К нам грязь не пристает…
Он крепко обнял Михаила.
– Подожди. Возьми еще вот что!
Тимофей протянул бронзовый нательный крест, тот самый который был на нем перед смертью.
– Не снимай его. Как бы ни было трудно – не снимай!
В яму неожиданно на свет плавно спустились еще три человека. Беловский узнал их. Это были убитые мордвины, которые лежали наверху с лопатами. Они обратились к Тимофею:
– А что с нами? Как же мы?
Тимофей взял за руку одного из них.
– Ты пойдешь со мной. А вы пока останетесь здесь. Ваша судьба еще не решена.
Михаил спросил:
– Он тоже христианин?
– Нет, они все язычники. Но потомки одного из них крестились и молились за предков. Поэтому я забираю его с собой.
– А остальные?
– Они не оставили после себя потомков. Их рода угасли. Поэтому некому за них молиться. Но у них все равно есть надежда на то, что некоторые святые люди молятся за весь род человеческий. За всех забытых, сгинувших, пропавших. Для человека очень важно иметь потомков! Очень! И чем больше, тем лучше! Помнишь, в Библии все время говорится о такой награде от Господа, как «благословлю род твой, потомство твое будет как песок морской». А в ваше время враг рода человеческого убедил многие народы, что можно не иметь детей. Горе им, поверь мне!
– А как же монахи, у них же тоже нет семей и потомков?
– Как это нет? У монахов семья – Церковь. Ну ладно, Миша, мне пора. Мужайся, кровь моя в тебе! Благослови тебя Бог!
В это время сверху в Михаила полетели комья земли.
– Эй, рус вонючий! Дерьмо свиньи! Тебя сюда спать, что ли, пригласили? А ну вставай, шакал! Вылезай наверх!
Беловский не сразу, но понял, что он спал. Небо было уже светлее. Наступало утро. Он спал, видимо, долго, так как сильно затекли ноги, скованные цепью. Он потянулся.
– Ну, проснулся наконец, гной струпный? А ну вылезай!
В него больно уперся длинный шест, который ему спустили. Он ухватился за него, и его вытянули наверх трое здоровенных горцев. Первым делом они избили Михаила, стараясь всячески показать, как они его презирают. Они плевали в лицо, швырялись глиной, вытирали об него ноги. Беловский думал: почему, за что они его так презирают? Неужели он так мерзок, так противен им? Ведь они его совсем не знали, он не успел им еще ничего сделать! Но горцы были неистовы в проявлениях своего презрения. Они много раз дали понять, что жалеют только о том, что его приходится вести к Шамуилу, иначе они бы с ним такое сделали, такое! И они перечисляли все, чего они бы с ним, презренным, сделали. Ему подумалось: а таких людей тоже любит Господь? Тимофей говорил, что Господь любит за мысли, за мечту. А эти мечтают скормить его свиньям, утопить в дерьме, набить его кишки навозом. Хотя, может быть, и он видит в них только плохое? Может быть, он не замечает в них хорошее? «Какие же силы нужно иметь для того, чтобы увидеть это, Господи? Возможно ли это человеку?» – думал Михаил, пряча лицо, куда настойчиво старались попасть сапогами горцы, в грязные локти. Не слишком ли многого Ты от нас требуешь, Господи?