Битва рассказов 2013
Шрифт:
Жондырлы достал маленькую плоскую пластинку и посмотрелся в нее.
— Да-а, ну и рожа. Ладно, пора и честь знать. — С этими словами старик стянул с шеи гайтан с металлическим амулетом в виде бабочки и спрятал его в кожаный кисет.
Если бы кто-то сейчас увидел Жондырлы, он бы решил, что в старика вселился Иблис. Лицо менялось. Морщины разглаживались. Нос удлинялся. Густая шевелюра выросла на месте желтой плеши. Молодой человек, который только что был Всезнающим, еще раз посмотрел в пластинку, довольно хмыкнул и приложил ухо к юрте. По приглушенному женскому гомону, раздававшемуся из-за толстого войлока, он понял, что ребенка нашли.
— Bye-bye! Little Iron baby! You have to grow into the strong man. After years you will drown the East in the blood in the name of the West triumph! [12]
Воровато
Хан Тарагай прикрыл веки. Перед мысленным взором проплывал сегодняшний день.
На рассвете по едва заметному уступу Тарагай со стариком, прижимаясь к ледяной каменной стене, проползли в холодную пещеру на склоне Хан-Тенгри. Недаром старик получил прозвище Всезнающий. Если бы не он, Хану долго бы пришлось искать вход в пещеру, скрытый скальным уступом. Огромное пространство из двух залов, которое открылось перед ними, поразило Тарагая. Лучи света струились откуда-то сверху. В них туманная дымка дыхания путников тут же превращалась в сверкающую ледяную пыль. В глубине пещеры виднелась цель их путешествия — большая деревянная колода. Однако, путь к ней преграждало замерзшее озеро. Старик, попробовав ногой прочность льда и быстро засеменил вглубь второго зала. Хан, оттолкнув его в сторону, первым подбежал к колоде и с трудом отодвинул крышку домовины.
12
Пока! Маленький Железный малыш! Расти крепким. Пойдет годы и ты утопишь Восток в крови ради победы Запада.
Дальше он помнил плохо.
Ужас, охвативший его при виде широко раскрытых сине-зеленых глаз. Потрясатель Вселенной в упор смотрел на Хана. Время оказалось бессильно перед Чингисханом. Тлен не коснулся его. Возможно, потому, что тело было покрыто толстым слоем затвердевшего на холоде меда. Казалось, его заживо погрузили в янтарный кокон. Длинная седая борода покрывала грудь, скрывая скрещенные на груди руки.
— Сокровище он держит в руках, — хриплый шепот Жондырлы привел его в чувство. Хан кинжалом расковырял тугой, неподдающийся мед и увидел предмет серебристого металла. С трудом разжав пальцы мертвеца, Тарагай достал маленькую фигурку Волка.
Холод фигурки обжигал. Нетерпеливо сунув ее за пазуху халата, Хан стал оглядываться по сторонам в поисках несметных сокровищ, о которых ходили легенды. Сокровища Чингисхана — вот, что могло возвеличить его, вернуть народу барласов былое величие и славу. Сокровищ не было. Камень. Лед. Колода с мертвецом. Все…
В первый момент он готов был насадить старика на измазанный медом кинжал, но тот заверещал:
— Вот твое сокровище! Вот твоя власть! Народы падут к твоим ногам, если руки твои будут сжимать этот амулет! Небо даровало его Темуджину! Но, помни, никому не дозволено прикасаться к фигуркам, посланным Небом. Кроме тех, кому они предназначены.
Теперь Хан сидел один на один со своею добычей. Тишину юрты нарушал только треск горящего кизяка, дальние окрики нукеров и ленивая брехня собак.
Фигурка была сделана великим мастером. Казалось, перед Ханом сидел крошечный волк. Можно было различить даже отдельные волоски шкуры. Сейчас на них играли красные отблески костра. Тарагай осторожно прикоснулся к сокровенному амулету Чингисхана. В чем твоя сила? Что нужно сделать, чтобы народы пали к моим ногам?
Большая, привыкшая держать меч рука Хана накрыла фигурку. Пальцы сжались. Кулак пронзил колющий холод металла. Тарагай стоял с закрытыми глазами, ожидая чуда. Холод продолжал жечь ладонь. Чуда не происходило…
Неожиданно пришло понимание, почему амулет Великого Чингисхана потерял свою силу — проклятая девчонка прикоснулась к нему. Одновременно сжалось сердце. Где сын? В пылу гнева он выгнал всех из юрты, а теперь пришел страх.
— Где мой сын? И приведите Жондырлы!
Не успел он дожевать кусок мяса, как нукеры вернулись с известием, что сын в юрте старшей жены, а Всезнающий пропал.
Тарагай хлестал спины нукеров, пока не заныла рука. Зато злоба отпустила.
— Велите ей принести Тимура! — Хан устало откинулся на подушки.
Когда женщина принесла младенца, он кивком головы велел ей подойти.
— Дай мне его в руки. — Толстощекий малыш, улыбаясь, всматривался в суровое лицо отца.
Слава Аллаху! С наследником ничего не случилось. Тарагаю захотелось как-нибудь приласкать малыша. На глаза попался ярко-красный шнурок, украшавший подушку. Недолго думая, Хан оторвал шнурок, привязал к нему фигурку Волка и повесил на шею ребенка.
— Это амулет Темучина, теперь он твой!
Тарагай три дня посылал нукеров искать проклятого старика, но его и след простыл. Наконец, Хан приказал собирать юрты и возвращаться в Самарканд. К стенам древнего города с Тарагаем вернулись немногие, и он вынужден был кочевать по окраинам Мавераннахра, живя набегами на небольшие караваны, что шли по Великому Шелковому пути.
Как всегда смерть приходит нежданно. Она забрала Тарагая во время вечерней беседы с сыном. Старый хан, захмелев от айрана, рассказывал юному Тимуру о своей неудачной попытке разбогатеть, нарушив покой Чингисхана.
— Видимо, Тимучин наказал меня за это, лишив воинов силы и славы — вздохнул Тарагай. Неожиданно его лицо побагровело, глаза широко раскрылись, руки вцепились в ворот халата, и Хан тяжело завалился на кошму. В ушах сына еще долго стоял хрип умирающего.
Тимур пил айран на поминках отца, не хмелея. Он сидел на кошме, ощущая на груди холодное покалывание амулета.
Теперь надо было думать о том, как прокормить семью.
Через несколько дней, когда он угонял чужую отару, стрелы пробили ногу и плечо. Раны долго не заживали. Перестала подниматься рука, плохо слушалась правая нога. Он останется хромым на всю свою долгую жизнь.
Покоренные народы прибавят к его имени прозвище «Хромой» — Ленг.
Тимур-ленг — Железный хромец. Тамерлан.
Сознание возвращалось все реже. Крепкое тело и железная воля Хромца не смогли побороть болезнь. Жизнь покидала его.
Еще месяц назад он подошел к Отрару во главе двухсоттысячной армии, полный сил и желания вселить страх в сердца заносчивых китайцев, которые посмели возжелать земли родного Мавераннахра.
И вот теперь он в бессилии распростерт на ложе. Старый дервиш, который прибился к окружению Тамерлана при подходе к Отрару, сидит неподалеку и нараспев читает такие сладкие слуху Тимура стихи Зафар-наме.
Неожиданно в походном шатре наступила тишина, только потрескивание масляного светильника, вой февральского ветра, да отдаленные отзвуки перекликающихся воинов нарушали ее.