Битва рассказов 2013
Шрифт:
Потом кэп утешал сеньориту, а я оттирал каждый пузырь. На каждом был крошечный Билли, весь в плесени, словно сыр. С тех пор я блюю с Камамбера и ненавижу Рокфор.
Что там бормочешь, Бенни? Рассказать про ту вещь? Давай сюда уши, приятель, и слушай тогда, хехе…
Да, чудная была вещица — на вид что твое серебро. Морской дьявол ее слепил, провалиться мне на моря дно. По виду — один в один акула, но холодна, как лед. Кэп фигурку себе заграбастал, да на шею повесил ее. Только странный потом он сделался — подозрителен стал
Что, Бен, сявку раззявил, скотина безродная? Сколько кэп может ждать, где бекон?! Марш в каюту, креветка позорная, да портвейн не забудь, идиот.
Мы ходили в Андалуссию-ю, Там красоток стерегли…А, вернулся…. чего, ты там мямлишь? У кэпа глаза голубые, да акулы нет на груди? Скажешь — Джо тебе сказочки травит, будто пьяный боцман в трактире? Вылезай-ка, детеныш ехидны, я тебе до конца доскажу.
Вот, ей-богу, фигурка проклятая, за собой столько душ унесла… Да ты слушай, бушприт тебе в задницу, расскажу я, как были дела…
Вот идем мы в Марсель, ветер свищет, да валы норовят с ног свалить. Такелаж разметало, парус скинуло, да бизань почти пополам. А еще одного матросика смыло с палубы будто щепку, глянь. Мы, как грешники в сковородке, лезли вверх и вниз по снастям. Каждый вспомнил и мать, и подругу, и родную деревню свою.
Ветер стих, будто в омут ухнул, и не видно было ни зги. Компас, как плясун на базаре, нарезал большие круги. Небо черное, звезд не видно, а вокруг туман набежал. Место проклято, не иначе, это кэпу я сразу сказал. То ли мель под килем, то ли рифы — не узнаем мы никогда. А на мачтах огоньки засверкали, будто смотришь в глаза сатаны. Ну а мы навидались всякого, огни Эльма нам не страшны. Тишина вдруг вокруг, все повымерло, лишь скрипит разодранный вант.
Это дьявол сам к нам пожаловал — вдруг раздался удар нешуточный, и трещать стали борта. А на глади морской в кильваторе показался его черный бок. И глазищами желтыми смотрит напрямик через толщу воды. Вот тогда ко мне в душу закралось и осталось чувство беды. Это чувство судьбы горемычной, ожиданье потерь да беды. Как я выжил в той круговерти, уж и сам не знаю теперь.
Е-хо. Прочь от смерти, С песней в рай и в ад…Кэп тогда первым опомнился: «Полезайте-ка быстро все в трюм». Я по трапу всех раньше скатился, а в днище дыра, да вода почт достала кают. Мы латали ее чем придется, но наш барк все равно тонул. Работенка была еще та, рыбам на корм чудом весь экипаж не угодил.
Кэп стоял на корме, да фигурку акулы сжимал. Разрази меня гром, если он там не колдовал. Тут подул зюд-зюйд-вест, мы поставили парус, кэп уверенно встал на курс. Хоть не видно ни зги, но, акульи мозги, кое-как все же сушу нашли.
Островок нам попался маленький — только скалы да чайки кружат. Но каждый из нас был и этому рад, бухту мелкую сразу нашли. Тут мы встали на мель, начался лишь отлив, застучали у нас топоры. Дырку свежей сосной да смолой залатали мы, как могли.
Кэп на берег сошел и меня прихватил — я тогда был отличный стрелок. А фигурку свою не выпускал он из рук, будто что-то тянуло его. Долго лезли по скалам, шею чуть не свернув. Вот нашли небольшой мы уступ. Глянул кэп там и тут, да какую-то глыбу свернул. Вдруг в скале отворился неширокий лаз, мы протиснулись там с трудом. Пахло плесенью, тленом и смрадом, будто зверь какой-то тут жил. У стены белели кости — там скелет лежал без руки. Кэп куда-то наклонился, что-то он в костях нашел. Подошел и я поближе — может и мне повезет? Только видел, как сверкнуло — то фигурка промелькнула? Не успел о том я спросить — из-за скал раздался хохот, леденящий кровь в жилах, о смерти он нас так спешил известить.
Как обратно по скалам бежали, не знаю. Лишь увидев наши мачты, мы упали без сил. Долго потом смех в ушах стоял, да к тому же еще в кошмарах мертвец приходил — руки тянет, пальцев нету, плоть ошметками висит…
Что, Бен, сопли распустил, страшно стало, песья морда? Ты готовь-ка кэпу чай, да бегом в его каюту. Эй, карамба, крысиные мозги, свет тут зажги, ведь не видно ни зги.
Были денечки у нас с капитаном, многое мы тогда повидали… А, возвратился, молокосос, слушай, осталось совсем уже мало.
Кэп ту вещицу, что в пещере нашел, тоже на шею повесил себе. Шли мы в Марсель еще пару деньков, ветер в корму подгонял. Сбыли в порту солонину, портвейн, золотишко душу грело. Мы пошли, глаза медузы, по тавернам, кабачкам.
Хей, вино рекою льется, Да девчонки хороши…Что, Бенни, любишь красоток? Ммм, какие там были девочки: в дверь сперва грудь показывалась, только потом сама мамзель. Мягкие, как булочки, и страстные как солдатки. Хорошо мы тогда погуляли.
Только кэпу все стало не мило, лихорадка его подкосила. Бредил он, то ли кого-то он звал. Помню, очнулся однажды, весь белый, губы трясутся. «Смерть я видел, без лица она, и прозрачная. Говорила — отдать серебро тому, кто за ним послан…». А сам лишь сильнее фигурку сжимает, да как будто уже не одну. Я ему говорю — это чертова штука, вот и отдай её ему.
Знать, послушался кэп, на поправку пошел, а про смерть больше не поминал. И глаза у него снова цвета обычного стали. Понял, Бен, что к беде нам такие фигурки судьба посылает.
Вот неделя прошла, кэп на берег сошел, тоже по ласкам да джину скучал. Но в трактире одном, выпив пинту вина, он решил погадать у цыганки. Что та ведьма наплела — я не знал, только кэпа вдруг подменили. На корабль всех послал, да приказ отдал, чтоб к отплытью готовы мы были.
Через час старый Том на корабль весь в крови прибежал, говорит, кэп в таверне один оборону держал. Мы к нему со всех ног, не успели чуток, он уж сам последнего добивал. Странные были враги — и камзол не камзол, и шляпы заморские были. Только кэп — молодец, уложил их рядком, на самом ни царапинки даже.