Битва стрелка Шарпа. Рота стрелка Шарпа

Корнуэлл Бернард

– О мой бог! – пробормотал Рансимен и полез в карман за новой горстью миндаля.

Лошади поначалу сближались медленно, и только в самый последний момент всадники пустили их галопом. Оба бойца были правшами и, на взгляд Шарпа, примерно одного роста и комплекции, хотя вороной конь лорда Кили был явно крупнее.

Драгун атаковал первым. Размашистый рубящий удар мог бы развалить и быка, но в последний момент француз повернул клинок, нацелившись на незащищенную шею противника. Сделал он это мгновенно, на полном ходу, и против любого другого прием мог бы сработать, но лорд Кили просто направил вороного на лошадь драгуна, не став даже парировать удар. От толчка в круп конь

француза, уступавший вороному и в росте, и в массе, пошатнулся. Клинок рассек пустоту, и дуэлянты, разъехавшись, натянули поводья. Кили развернулся быстрее и сразу пришпорил коня, чтобы увеличить силу колющего удара. Фехтовальщика учат, что острие бьет лезвие, и ирландец сделал выпад, нацелив саблю в живот серого драгуна. В какой-то момент показалось, что клинок пронзит защиту француза, но драгун сумел выставить блок, и секундой позже до Шарпа долетел звон стали. К тому времени, как жесткий звук вернулся, отразившись эхом от далеких холмов, противники уже разворачивались для новой атаки ярдах в двадцати друг от друга. Никто из них не мог отъехать подальше без риска подвергнуться нападению сзади, и теперь поединок продолжался на близкой дистанции, его итог зависел как от выучки лошадей, так и от мастерства всадников.

– О боже, – пробормотал Рансимен. Он и боялся стать свидетелем убийства человека, и не решался отвести взгляд от зрелища столь же древнего, как сама война: схватки двух бойцов на глазах у их товарищей. – Удивительно, как Кили вообще может драться, – продолжил Рансимен, – учитывая, сколько он выпил вечером. Пять бутылок кларета, по моим подсчетам.

– Он молод, – неприязненно произнес Шарп, – и эти два дара – держаться в седле и фехтовать – получил от рождения. Но с годами ценность даров падает, и он знает это. Кили живет у времени взаймы, генерал, и потому хочет умереть молодым.

– Не верю, – сказал Рансимен и вздрогнул, увидев, как француз и ирландец обмениваются ударами.

– Кили нужно целить в лошадь, – сказал Шарп. – Ранив лошадь, легче одолеть всадника.

– Джентльмены так не дерутся, капитан, – возразил подъехавший к британским офицерам отец Сарсфилд.

– У джентльменов на войне нет будущего, – проворчал Шарп. – Если считаете, что воевать должны только джентльмены, тогда не берите на службу людей вроде меня – из сточной канавы.

– Не стоит без нужды напоминать о своем происхождении, – с упреком прошипел Рансимен. – Вы теперь офицер, помните!

– Я каждый день молюсь за то, чтобы больше никто не воевал – ни дворяне, ни простолюдины, – проговорил отец Сарсфилд. – Терпеть не могу войну.

– И однако же, вы капеллан, – сказал Шарп.

– Я иду туда, где больше нужен, – сказал священник. – А где еще служитель Божий найдет наибольшее собрание грешников, если не в тюрьме и не в армии… При всем уважении к присутствующим.

Сарсфилд улыбнулся и тут же ахнул – француз и ирландец снова устремились навстречу друг другу. Снова лязгнула сталь. Вороной инстинктивно наклонил голову, уклоняясь от свистящих над ним клинков. Лорд Кили нанес колющий удар, и один из его офицеров вскрикнул, решив, что его светлость проткнул француза, но клинок пронзил лишь плащ, лежавший в скатке на луке седла. В ответ драгун рубанул сбоку, и Кили, успев высвободить саблю, с трудом отбил тяжелый палаш.

– Как думаете, Кили победит? – обеспокоенно спросил Рансимен.

– Бог его знает, генерал, – сказал Шарп.

Две лошади почти не сходили с места, пока наездники обменивались ударами. Сталь звенела не умолкая, и Шарп знал, что бойцы скоро устанут, потому что рубка – чертовски трудная работа. Стрелок представлял, как наливаются

тяжестью руки, как сохнет горло, как рычат мужчины при каждом ударе, как жжет от пота глаза. И время от времени – Шарп и это знал – каждый испытывает странное ощущение, ловя невозмутимый взгляд незнакомца, которого он пытается убить.

Снова столкнулись клинки, заскрежетала сталь, а потом серый драгун отступил. Почувствовав шпоры, его лошадь рванула вперед, угодила копытом в кроличью нору и споткнулась.

Увидев свой шанс, Кили бросился следом. Привстав в седле, он нанес смертельный, казалось бы, колющий удар, но драгун каким-то чудом защитился, хотя и едва не вылетел из седла. Усталая лошадь пыталась подняться, француз отчаянно отбивался, а потом вдруг сделал выпад. Острие палаша зацепило эфес, и рукоять вывернулась из пальцев его светлости. Оружие повисло на шелковом темляке, но все же лорд потерял несколько мгновений, пытаясь ухватить обтянутую змеиной кожей рукоять. Чтобы выиграть время, он отчаянно погнал вороного прочь. Почуяв победу, француз бросился в погоню.

Сухой треск выстрела лишь на долю секунды опередил эхо, отскочившее от крутого склона холма прежде, чем кто-либо что-то понял.

Драгун охнул – пуля попала ему в ребра и отбросила назад; но ему удалось удержаться в седле и восстановить равновесие. Словно не веря, что кто-то посмел вмешаться в дуэль, он тряхнул головой, но уже в следующее мгновение палаш выскользнул из пальцев и повис на ремешке. Другие французы закричали, протестуя против столь явного нарушения правил, согласно которым исход поединка определяется только двумя дуэлянтами. Из открытого рта драгуна выплеснулась на серый мундир струйка темной крови, а сам он, завалившись назад, упал к ногам своей уставшей лошади.

Пораженный случившимся, лорд Кили бросил взгляд на охваченных жаждой мщения драгун, уже спешивших к упавшему товарищу, и пустил вороного через речушку.

– Не понимаю, – пробормотал полковник Рансимен.

– Кто-то нарушил правила, генерал, – сказал Шарп, – и этим спас шкуру Кили. Он, считайте, уже был покойником.

Французы все еще шумно протестовали, и один из них подъехал к ручью и призвал любого офицера союзников драться с ним во втором поединке. Вызов остался без ответа, после чего драгун принялся выкрикивать оскорбления, совершенно, на взгляд Шарпа, заслуженные, поскольку стрелявший, кто бы он ни был, убил француза бесчестно.

– Так кто же все-таки стрелял? – громко спросил Шарп.

Оказалось, тот самый офицер, за которым гнались драгуны и прибытие которого спровоцировало закончившийся печальным недоразумением поединок. Беглец все еще держал карабин в руках, но, к удивлению Шарпа, никто не упрекал его за вмешательство в поединок. Наоборот, все офицеры Ирландской королевской роты окружили его и приветствовали с большим энтузиазмом. Подъехав ближе, Шарп увидел, что беглец – стройный молодой офицер, а плюмаж из черных конских волос вовсе не плюмаж, а его – точнее, ее – собственные волосы, поскольку офицер оказался женщиной.

– Он хотел вытащить пистолет, – объясняла беглянка, – потому-то я и выстрелила.

– Браво! – выкрикнул один из восхищенных офицеров.

Бросавший оскорбления француз на другом берегу с отвращением поворотил коня.

– Это… кто?.. – бессвязно вопрошал Рансимен.

– Это женщина, генерал, – сухо сказал Шарп.

– Ну и дела! Так он… она…

Женщина показалась Шарпу необыкновенно привлекательной, и сшитая точь-в-точь по фигуре мужская форма лишь подчеркивала ее дерзость и пыл. Сорвав одним движением шляпу, она приветствовала лорда Кили, а потом подалась к нему и поцеловала.