Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера

На рассвете 17 декабря 1944 года первые немецкие танки, выкрашенные в маскировочные цвета, вошли в маленькую приграничную бельгийскую деревушку Бюллинген. Было тихо. Никаких признаков противника, даже часовые не выставлены. Убедившись, что в этой арденнской деревушке у американцев нет ни танков, ни противотанковых орудий, немецкие командиры стали выкрикивать короткие приказы своим водителям и наводчикам: «К бою! Вперед!»

«Пантеры» быстро набирали скорость. Наводчики пригнулись у пулеметов. Вот танки уже катятся по мощеной улочке. По обеим сторонам в маленьких беленых домиках в окнах вспыхивает свет. Приказы насчет светомаскировки вылетели из головы. Раздаются крики — тревоги, ярости, страха. Первый немецкий танк открыл огонь из пулемета, пули заплясали по стенам одного из домов, во все стороны полетели камни и штукатурка. Из дома выскочил полуодетый янки и упал застреленный, не успев поднять карабин. За ним второй выпрыгнул

В течение нескольких минут все было кончено. Около двухсот американцев сдались, другие бежали на запад, не в состоянии противостоять стальному монстру, внезапно появившемуся среди них. Бюллинген оказался в руках немцев. После двадцати четырех часов тщетных попыток оберштурмбаннфюрер Йохен Пейпер, командир лучшего полка первейшей дивизии германской армии — дивизии «Лейбштандарт Адольф Гитлер», [1] наконец-то прорвал американскую линию фронта в Бельгии. Началась настоящая Битва за Арденны. [2]

В то серое туманное утро полковник Пейпер, в свои 29 лет — наверное, самый молодой командир полка в немецкой армии, начал одну из самых дерзких и в то же время самых впечатляющих операций за всю войну. Ему удалось провести свое отборное подразделение из 5 тысяч элитных солдат глубоко в тыл союзников, угрожая не только жизненно важным центрам коммуникаций и складам снабжения, но и жизни самого командующего 1-й армией США, генерала Кортни Ходжеса, которому пришлось вместе со своим штабом, откуда он командовал почти полумиллионной армией, бежать, спасаясь от быстроходных танков Пейпера. В конце концов Пейпер был окружен и разбит объединенными силами двух с половиной элитных американских дивизий.

Но фронтовая история Пейпера не заканчивается его последней обороной в окруженной деревушке Ла-Глез. Эта история продолжалась еще много лет после войны и закончилась лишь тогда, когда дети, рожденные в последний год сражений, сами пошли в армию. Дело в том, что Пейпера и его солдат обвиняли в одном из самых крупных массовых убийств Второй мировой войны. Речь идет об известной «бойне в Мальмеди», которая в течение многих лет была предметом внимания тысяч людей, никогда не слышавших названия «Мальмеди» до декабря 1944 года. Пейпер со своей горсткой солдат, выживших в бою у последнего рубежа — деревни Ла-Глез, стали персонами международного значения, предметом внимания архиепископов, журналистов, историков, сенаторов и президентов, а в конечном итоге — и поводом для дискредитации американского военного правосудия.

Итак, перед вами хроника тех кровавых дней на третьей неделе декабря 1944 года, когда Пейпер и пять тысяч его людей дерзали изменить ход войны на Западном фронте. Но это также и рассказ о долгих годах судебных мытарств, которые стали последствием тех дней. Эта история не содержит морали — за исключением того факта, что все мы в той или иной степени виновны.

Скоро рассвет. Небо то тут, то там озаряют красно-желтые вспышки над северной стороной горизонта. Но новое наступление проходит слишком далеко отсюда, чтобы можно было расслышать звуки орудийных выстрелов. Здесь на фронте царит тишина и задумчивое зимнее молчание.

Время от времени красные вспышки над горизонтом бросают на все окружающее ледяной отсвет. Часовые глядят вверх из своих одиночных окопов. Замерзшими ногами они топчутся на месте, помня предупреждения по поводу обморожения стоп, которые вбивали солдатам в голову последние несколько дней. Офицеры объявили обморожение стоп наказуемым проступком, потому что в боевых частях некоторые сознательно добивались обморожения, лишь бы убраться с передовой. Но одинокие часовые не ждут никаких боев здесь, на извилистой линии фронта, проходящие то по немецкой, то по бельгийской земле, следуя изгибам горного массива Арденны — Западный Эйфель. Солдаты знают, что пока их задача — тренироваться и готовиться к тому дню, когда их с этого «призрачного фронта» перебросят на один из «горячих» фронтов к северу или югу отсюда.

За передовой спит второй эшелон. Всего девять дней до Рождества, которое, как все абсолютно уверены, станет последним Рождеством войны. Все, фрицам капут, и волноваться уже не о чем. В хижинах посреди замерзших хвойных лесов, в грязно-белых домиках, где под кухонным окном возвышаются кучи навоза, а в каждой комнате стоит по распятию, во сне ворочаются молоденькие необстрелянные солдаты «призрачного фронта».

Но кое-где и за передовой солдатам приходилось и просыпаться, и волноваться. На командном пункте 99-й пехотной дивизии в маленькой приграничной бельгийской деревушке Бутгенбах в то субботнее утро штабные офицеры не спали, беспрестанно подбадривая себя сигаретами и чашками крепкого черного кофе. Молодые капитаны и майоры этой зеленой дивизии, которая и в Арденнах-то стояла только с ноября, понимали, что рассвет может оказаться невеселым. Чуть дальше к северу закаленная германская 2-я пехотная дивизия прорвала линию фронта 99-й американской, пробиваясь в район Рура. Разведка предостерегала, что прорвавшиеся немцы устроят рейд по тылам где-нибудь «на некоторых участках» растянувшегося на тридцать с лишним километров фронта дивизии. Где же именно? Фронт дивизии шел вдоль линии Зигфрида, по обращенной к Бельгии ее стороне, до деревушки Ланцерат, представлявшей собой горстку беленых каменных домиков да несколько ферм. Обитатели деревушки говорили по-немецки, и считалось, что они полностью на стороне нацистов. Здесь, на южном фланге дивизии, на 8 километров растянулись позиции 394-го пехотного полка. Полк прикрывал одну из главных дорог из Германии в Бельгию и поддерживал связь с 14-й кавалерийской группой, которая выполняла — не особенно, впрочем, надежно — задачу по прикрытию промежутка территории между 99-й и соседней 106-й пехотными дивизиями.

Тем, кто учился в Вест-Пойнте, [3] известно, что лосхаймский коридор — узкая долина, которую занимали кавалеристы полковника Марка Дивайна, представлял собой классический путь вторжения на запад. Поколениями курсанты Сен-Сира, Намюра, Шпандау, Сандхерста и Вест-Пойнта изучали вторжения немцев в Арденны через этот двенадцатикилометровый коридор в 1870, 1914 и 1940 годах. Теперь же всю защиту этого участка представляли собой лишь правый фланг 394-й пехотного полка да девятьсот спешенных кавалеристов полковника Дивайна, разместившихся в шести укрепленных селениях возле границы. В их позициях были бреши шириной до километра. Поговаривали, что бельгийцы из рядов вермахта ходят через линию фронта домой на увольнение, а недавно немецким лазутчикам удалось даже незаметно выкрасть сквозь нее танк «Шерман».

Первый лейтенант Лайл Бук волновался, сидя в окопе, вырытом на холме возле деревни Ланцерат. Этот офицер разведвзвода 39-го полка уже полтора дня слышал необычный шум на своем участке фронта. Бук уже шесть лет служил в армии и не разделял легкомысленного настроя офицеров из противотанкового отделения 14-й кавалерийской группы, которые располагались перед ним, непосредственно в деревне Ланцерат. 15-го числа он заставил своих солдат всю ночь простоять на карауле, и теперь почти все они отсыпались — но сам Бук заснуть не мог. Что-то происходило, но он не мог понять что.

Сержант Баннистер из взвода лейтенанта Фарренса 14-й кавалерийской группы, тоже волновался. Но у него для того были и видимые причины. Уже два раза перед рассветом он вылезал из спального мешка и выглядывал в окно маленького бельгийского домика, в котором расположился. За день до того он заметил немецких солдат, которые тащили тяжело груженные сани к дому на его участке линии фронта. Что было в тех санях — сержанту установить не удалось, но сам факт его очень беспокоил.

Но если на местах кто-то и волновался, чем обернется завтрашний день, то Верховное командование было уверено, что 16 декабря 1944 года ничем не будет отличаться от 15-го. Генерал Ходжес, командующий 1-й армией, под чью ответственность были вверены Арденны, не волновался за «призрачный фронт» — его занимала атака 2-й германской дивизии на дамбы Рура, являвшиеся жизненно важным участком для его стратегических планов. Надо признать, что более пессимистически настроенный его начальник разведки, полковник Диксон по прозвищу Монк, в штабе, расположенном в отеле «Британика» в курортном бельгийском городке Спа, сказал генералу, что, «возможно, противник предпримет ограниченное наступление с целью создания рождественской иллюзии победоносности своих войск у гражданского населения». Но похоже, что и сам полковник не слишком серьезно отнесся к своему прогнозу, поскольку в тот же день он улетел, с одобрения генерала Ходжеса, на четыре дня в Париж, получив первое увольнение с тех пор, как шесть месяцев назад 1-я армия высадилась в Нормандии.