Битва за Дарданеллы
Шрифт:
Не задерживаясь, капитан-лейтенант поспешил к себе на фрегат, чтобы успеть принять необходимые бумаги и приготовить судно к отплытию.
– Готовы ли вы, господа, послушать голос своих пушек? – обратился командующий к оставшимся капитанам, когда те расселись вокруг большого стола, стоявшего посреди адмиральского салона.
Капитаны оживились. Все стало сразу понятно – предстояли бои!
– Готовы! – ответили разом. – Давно готовы! Но куда идем?
– Завтра пойдем на Курцало! – объявил им Сенявин. – Сделаем неожиданный десант и снова отберем остров у французов.
Остров Курцало – скала, брошенная посреди волн. Ранее захваченный Белли, остров этот затем был оставлен во время общего отхода из-под Старой Рагузы. И вот теперь Сенявин решил еще раз пощекотать нервы французам. Значение Курцало понимал Лористон, понимал и Мармон, посадивший на острове внушительный гарнизон. Понимал это и Сенявин, решивший остров снова отбить.
Вечером того же дня неутомимый «Венус» покидал гостеприимный Катторо. От форштевня с шипением распался крутой и упругий вал, за ним другой, третий. Пошли!
На дальнем конце причала виднелась одинокая женская фигурка. Женщина махала платком, прощаясь с судном.
– Кого это у нас так любят? – поинтересовался Развозов, окинув взглядом стоявших подле него на шканцах офицеров. – Броневский, не твоя ли Маша?
– Моя! – выдохнул лейтенант и почему-то густо покраснел. – Сколько раз говорил, чтобы не провожала, а дома сидела. И слушать не хочет!
– Ничего, в прощаниях да расставаниях моряцкие семьи только крепнут! – приободрил лейтенанта командир. – Хорошую ты подругу себе нашел, дай Бог каждому из нас такую!
Заглянув на Корфу, чтобы передать письмо Сенявина и пополнить запасы воды, «Венус» рванул дальше. Помимо команды, теперь на его борту было несколько пассажиров, которые, пользуясь оказией, упросили командира взять их с собой.
В первую же ночь плавания сильно посвежело. Затем погода вообще резко ухудшилась. Все время хлестал непрерывный дождь с грозой. Волна гуляла балла за четыре, ветер рвал паруса и снасти. Кроме этого, добавилась еще одна напасть: течение и ветер угоняли фрегат от берегов Италии.
– Скорость течения неизвестна, а поэтому мы не можем найти свое счислимое место, а обсервованное – не дозволяет погода! – сокрушался Развозов.
В его словах была нескрываемая тревога и не зря! Судно, не знающее своего местонахождения, – лучший кандидат на кораблекрушение.
Вскоре напомнило о своем возрасте и само судно. В трюме открылась сильная течь. От недавней адриати-ческой жары рассохлись палуба и борта. Теперь сквозь них текло, как сквозь решето. Помпы и конопатчики работали непрерывно, но толку от всего этого было мало. Офицеры и командир бессменно находились наверху. Матросы, правда, кое-как передремывали в деках, но то и дело прерываемый сон, к тому же в насквозь мокром платье, не снимал усталости.
Наконец, небо несколько прояснилось, и штурман сумел определиться по видневшемуся вдалеке берегу. – Мы на траверзе Калабрии!
– Калабрия большая, – хмыкнул Развозов. – Нельзя ли поточнее?
– Пока нельзя! – развел руками штурман и
Развозов прохаживался по палубе, заложа руки за спину. Удивлялся самому себе, вроде бы он командует фрегатом не долго, однако уже чувствует его, как живое существо, заранее знает, когда тот норовит кинуться к ветру, что надо непременно предугадывать и предупреждать, беря руль загодя немного на ветер, иначе прозеваешь и заполощет кливер. Для всего этого требовалось особое, шестое чувство, и оно у Развозова было. Рожденный в далекой ярославской деревне, он твердо считал, что самим провидением был с самого начала предназначен для моря, ибо больше всего на свете любил валкую палубу под ногами, соленый океанский воздух, пенные россыпи волн да тугой гул парусов над головой. Воистину, что может быть еще милее душе настоящего моряка?
Лавируя вдоль берега, «Венус»держал курс на Мессину, Но едва сунулись в Мессинский пролив, как попа ли в такую передрягу, что прошлый шторм вспоминался всеми уже не иначе как баловство. Без парусов, при одних снастях фрегат летел, увлекаемый ветром и волнами, как стрела, пущенная из лука. Ванты и штаги ослабли так, что очередной порыв мог выломать все мачты. Кренило отчаянно, старик «Венус» ложился на борт и буравил реями воду. Бывшие на палубе в такие минуты хватались кто за что только мог: не дай Бог, сорваться, спасения уже не будет!
– По-моему, мы превысили угол заката! – кричал командиру ухватившийся двумя руками за планширь Броневский.
– Сейчас не считать надо, а молиться! – кричал в ответ Развозов.
Недалеко от Сиракуз усмотрели вдалеке торговый бриг. Тот явно пытался вырваться из объятий шторма и спрятаться в порту. Но едва брит поставил стакселя, как обе его мачты вырвало с корнем. Судно легло бортом в волну и уже обратно не встало. На пенной поверхности не осталось даже обломка. Бывшие на «Венусе» пассажиры бросились к корабельному батюшке отцу Герасиму, прося исповедаться и причаститься перед смертью. Отец Герасим пришел к Развозову.
– Могу ли я исповедать католиков? – прокричал он капитан-лейтенанту на ухо.
– Какая теперь разница! – закрывая лицо от брызг, ответил тот. – Перед смертью все равны!
Сгрудившись подле нактоуза офицеры держали совет. Все согласились, что конца шторму не видно, а потому далее оставаться в море погибельно. Единственный выход – это попытаться прорваться в Сиракузскую гавань. Предприятие тоже весьма рискованное, однако все же имеет шанс на успех.
– Я надеюсь, что старик «Венус» нас тоже поддержит! – закончил свою речь Развозов.
Словно отвечая командиру, фрегат, проваливаясь в очередную пропасть между волнами, качнул мачтами.
– Дедушка согласен! – в один голос закричали офицеры. – Он поможет! Будем прорываться!
Приготовив к постановке фок и марсели, «Венус» повернул к Сиракузам. Офицеры, вооружившись рупорами, расставили людей по местам, объяснили каждому его задачу. Развозов опытным глазом рассчитал расстояние, на котором надо было привести судно в полветра и, выждав момент, выкрикнул: – Паруса ставить!