Битва за Дарданеллы
Шрифт:
А то и просто, вытирая рот просмоленной пятерней, подмигивает ждущим своей очереди: – Ох, крепка сегодни, зар-ра-за!
Баталер отмечает свинцовым карандашиком выпившего, чтобы, не дай бог, не смог затесаться в очередь еще раз, ибо этакие ухари имеются на каждом судне. Вот помечен чертой последней, и боцманматы свистят «к каше».
На палубе споро расстилают брезент. Артельщики несут с камбуза баки со щами и горячей солониной. Все чинно рассаживаются вокруг своих бачков. Артельщик режет солонину, чтобы каждому по равному куску, бросает в бак, подливает уксус. Один из сидящих читает вслух молитву. Затем разбирают ложки и по очереди, начиная с артельщика, начинают есть: в начале черпают жидкое. Вычерпав, берутся за мясо. Обед –
После обеда, если нет учений, лавировок и аврала, следует законный «адмиральский час», когда на судне все вымирает, кроме бодрствующей вахты. Затем подъем и снова нескончаемые корабельные дела.
Минуло еще несколько дней плавания и, наконец, на горизонте показались долгожданные белые вершины Далмации. Вскоре, лавируя под зарифленными марселями, «Венус» входил в Катторо.
Уже на траверзе бухты Развозов приметил флагманский корабль и велел править прямо на него. Настоящий капитан не будет подходить к флагману стороной, и с осторожностью он правит прямо на адмиральский корабль под всеми парусами, чтобы в самый последний момент, лихо «обрезав корму», обрасопить паруса и замереть корпус в корпус. Таковое действо по праву считается наивысшим мастерством и почитается на всех флотах мира особо!
Кажется, вся эскадра наблюдала за маневром капитана «Венуса». Развозов сдавал экзамен, а потому, отстранив в сторону вахтенного лейтенанта, командовал маневром самолично.
– Право! Больше право! – кричал он. – Стоп! Держи так! Теперь лево! Еще лево! Так держать!
– Есть! Держим! – отвечают два дюжих рулевых, с трудом ворочая скрипучее колесо.
«Венус» по-прежнему несся вперед, целя своим бушпритом точно в борт «Твердого». Дистанция сокращалась стремительно. – Пора спускаться? – обернулся старший офицер. – Рано! – Еще сажень, еще, еще… Вот теперь уж точно пора! – Право на борт! Одерживай!
Фрегат пронесся под самой кормой «Твердого», едва не задев ее.
– Есть, срезали! – радовались державшиеся в отдалении на шканцах офицеры. – Знай наших!
На кормовом балконе «Твердого» показалась высокая фигура главнокомандующего: – Здорово, ребята! – махнул он рукой. – Здра-жла-ваше-превосхо-дит-ство! – С прибытием к родному порогу! – Ур-ра-а-а!
– Паруса на гитовы! – скомандовал Развозов и вытер пот со лба. – Из бухты вон! Отдать якорь! Марсовые вниз! Катер к спуску!
Он прибыл к Сенявину, доложился обо всех перипетиях плавания устно, затем отдал и письменный отчет. К «Венусу» тем временем уже подогнали баркасы со всей эскадры, начали сгружать порох и другие припасы, вызнавать последние новости.
Что касается Володи Броневского, то он в первый же вечер поспешил навестить свою любимую Машеньку, по которой сильно успел соскучиться.
11 декабря 1806 года «Селафаил» (на который к этому времени перенес свой флаг Сенявин) покинул Каттор-скую бухту. За ним в кильватер потянулись остальные линкоры и фрегаты. Русские появились у острова Кур-цало внезапно для французов.
«Вице-адмирал Сенявин предлагал французскому коменданту, дабы он, видя наши превосходные силы, в отвращение вреда городу и невинным жителям, сдал крепость; но он отказался с изъявлением упрямства в рассуждении сдачи…»
Тогда эскадра обрушила по тамошней крепостице шквал огня. Гарнизонные пытались было поначалу как-то отвечать, но были подавлены в какую-то четверть часа.
Спустили десант. Боевые колонны вели опытнейшие из опытнейших: полковники Буасель, Бабоедов и герой боев за Рагузу Велизарьев, уже в чине подполковника! Во главе десанта сам Сенявин. С ним, как всегда в трудное время, митрополит Пётр Негош, с ним и архимандрит Савва Маркович и эскадренный обер-иеромонах Стефан Вукотич. Все с пистолетами за кушаками и ятаганами в руках. Впереди прочих застрельщиками
Французы пытались контратаковать, но колонна полковника Бабоедова встретила их сильным огнем, а затем ударила в штыки. Ну, а кто выдержит русский штык? Французы, естественно, побежали…
Трудный бой выдался за передовой редут, но и здесь французы долго не задержались. При взятии редута особо отличились морские солдаты полковника Буаселя. Известно даже имя солдата, первым вошедшего на редут: фельдфебель Харитонов. Честь ему за то и слава!
«Среди дня приблизились наши колонны к возвышенности редута и обложили оный с трех сторон. Вице-адмирал Сенявин остановился с резервом на ближнем холме от редута; французы, отойдя от оного шагов на 300 вперед, залегли за каменьями и в таком положении с готовностью ожидали наши войска. Черногорцы подползли к ним как можно ближе и первые открыли огонь. Полковник Бабоедов вмиг подкрепил их своей колонною, с другой стороны из колонны подполковника Велизаръе-ва подбежали с ротами 13-го егерского полка капитаны Рыбкин и Избаш и порутчик Воейков и с великим жаром начали действовать по неприятелю. Полковник Бабоедов, ободряя всячески солдат к преодолению неприятеля, получил тяжелую рану в бок, а вместе с ним ранены роты его штабс-капитан и поручик, и как от того рота была несколько порасстроена, то французы, искавшие себе убежища в редуте, устремились было опять на наши войска, но сие стремление удержал брат митрополита, который вместе с несколькими черногорцами и приморцами и посланными от вице-адмирала Сенявина к нему на помощь егерями отменно и храбро, и скоро ударил неприятеля в левый фланг и заключил его в редуте. Но все еще нельзя было подойти к оному по причине беспрерывного огня из ружей и картечи из пушек до тех пор, пока втащили на высоту два горных орудия, кои, по немногих удачных выстрелах, подбили у обеих неприятельских пушек станки; тогда рота 2-го морского полка полковника Буаселя с яростию бросилась на редут, потом и прочие и, вломясъ усиленно в ворота, довершила тем дело, продолжавшееся один час с четвертью».
А вскоре, рискуя сесть на камни, вплотную к берегу подошел линейный корабль «Ярослав» и обрушил на неприятеля шквал картечи. Французы попытались какое-то время ответствовать, но потом их батареи замолчали.
Ближе к вечеру Сенявин снова предложил французам капитуляцию. Комендант крепости полковник Ор-фанго был на этот раз куда более сговорчив.
– Я понимаю, что положение мое безнадежное, однако перед сдачей крепости прошу вашего адмирала провести хотя бы еще одну атаку, чтобы мне было чем оправдаться перед начальством! – попросил он прибывшего капитана-парламентера.
– Хорошо! – заверил тот полковника. – Будет вам и атака, и ядра на голову!
На рассвете следующего дня «Ярослав» с канонерскими лодками подошел к крепости и открыл столь сильный огонь, что над крепостью немедленно был поднят белый флаг. А еще спустя пару часов, комендант-полковник Орфанго, встав на колено, отдал Сенявину свою шпагу.
– Берите ваше оружие обратно! – махнул рукой вице-адмирал. – Вы храбрый солдат, а потому свободны!
Француз непонимающе забегал глазами. Контуженный выстрелами, он был совершенно глух.
В плен было взято более четырехсот человек, захвачена дюжина пушек.
– Каковы потери? – поинтересовался вице-адмирал у своего флаг-офицера.
– Двадцать четыре убитых и семь десятков раненых! – доложил тот. – Из них черногорцев…
– Не надо! – остановил офицера Сенявин. – Мы все славяне и сражаемся за единое дело!
Для Сенявина приятным сюрпризом стал обнаруженный на Курцало большой арсенал боеприпасов и склады военного имущества.
– Спасибо Мармону, – смеялись офицеры. – Заботлив, что отец родной!