Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации
Шрифт:
Кроме абсолютных показателей, существовал еще и экономический механизм по имени «рынок». Зерно – не молоко и не газета, оно не ограничено коротким сроком реализации и вполне может годами лежать в закромах, ожидая своего часа. Сей скорбный факт выяснился уже в 1915 году и принял катастрофические размеры в 1916-м. В этом году урожай был 3,8 млрд пудов зерна. Допустим, товарный хлеб составляет четверть от производимого – около 950 млн пудов (если брать пятую часть – 750 млн). Довоенные потребности внутреннего рынка были около 500 млн. Даже если учесть увеличение потребления хлеба, связанное с питанием армии, зерна все равно хватало с избытком. По расчетам. На самом же деле Россия столкнулась с продовольственной проблемой уже в 1915 году, ибо производители не хотели продавать хлеб.
У них была вполне уважительная причина: царское правительство так и не смогло навести порядок в ценах. В связи с войной обесценились деньги и резко подорожали промышленные товары – и зачем, спрашивается, продавать зерно, если на вырученные деньги ничего нельзя купить? Хлеб сам по себе валюта, куда надежнее рубля, так что пусть полежит до лучших времен. Простая арифметика: чем меньше зерна на рынке – тем оно дороже. Когда начнется голод, за него можно будет получить настоящую цену [49] .
49
Точно по тем же соображениям во времена Великой депрессии, когда значительная часть населения США голодала, владельцы продовольствия уничтожали его, чтобы не допустить падения цен.
23 сентября 1916 года, в связи с катастрофическим продовольственным положением, была введена продразверстка и установлены твердые цены на хлеб. Естественно, хлебозаготовки правительство провалило – мало-мальски справные производители (и, само собой, перекупщики) прятали хлеб до лучших времен. Тем более что план по зерну (был такой и в царские времена) вдвое превышал объем внутреннего хлебного рынка до войны. К концу 1916 года дефицит между спросом и предложением хлеба составил 600 млн пудов. В феврале 1917 года председатель Государственной думы Родзянко сообщил царю о том, что разверстка потерпела полный крах.
Но ведь и 1915, и 1916 годы были урожайными. Куда же девался хлеб?
А никуда он не девался. Накапливался он. Лежал и ждал хорошей цены – частично в крестьянских закромах, а большей частью в кулацких и помещичьих амбарах, куда вскоре ляжет и урожай семнадцатого года, да на складах перекупщиков.
Историк С. Кара-Мурза по этом поводу пишет: «И вот вывод раздела „Сельское хозяйство“ справочного труда „Народное хозяйство в 1916 г.“: „Во всей продовольственной вакханалии за военный период всего больше вытерпел крестьянин. Он сдавал по твердым ценам. Кулак еще умел обходить твердые цены. Землевладельцы же неуклонно выдерживали до хороших вольных цен. Вольные же цены в 3 раза превышали твердые в 1916 г. осенью“. Таким образом, общинный крестьянин, трудом стариков и женщин увеличив посевы хлеба для России, еще и сдавал хлеб втрое дешевле, чем буржуазия» [50] .
50
Кара-Мурза С. Советская цивилизация. Т. 1. http://www.kara-murza.ru/public.htm
Естественно, общинный крестьянин продавал хлеб по твердым ценам не от хорошей жизни, а потому, что ввиду бедности не имел запасов. Ему были нужны хоть какие-нибудь деньги на насущные нужды. Кроме того, мелкий хозяин не имел собственного выхода на рынок, а перекупщик не давал больше твердой цены – так какая, спрашивается, разница?
Хлеба от такой «продразверстки» правительство получило очень мало. Зато недовольства в деревню подбавило огромное количество.
Едва придя к власти, Временное правительство… ну конечно же, объявило продразверстку. «Неоднократные попытки старого правительства получить хлеб успеха не имели вследствие недоверия населения к старой власти. Продовольственная Комиссия считает нужным призвать к немедленному получению хлеба. Государственные интересы требуют получения сейчас же всех крупных партий хлеба, сосредоточенных в больших сельскохозяйственных экономиях, у торговых посредников и банков…
Немедленно по получении этой телеграммы приступить к реквизиции хлеба у крупных земельных собственников и арендаторов всех сословий, имеющих запашку не менее 50 десятин, а также к реквизиции запаса хлеба у торговых предприятий и банков» [51] .
Постановлением от 25 марта весь хлеб велено было передать продкомитетам, за исключением нормы на питание и семенного зерна. 11 апреля все посевы (!) объявили общегосударственным достоянием. Большевики до такого не додумывались даже в самые «коммунистические» годы советской власти.
51
Цит. по: Купцов А. Миф о красном терроре. М., 2008. С. 92–93.
Как вы думаете, был толк от этих постановлений? Правильно! Нет, держатели хлеба доверяли Временному правительству, но… зерна все равно не давали. А взять его оно не могло, поскольку распоряжаться правительство научилось, а вот механизма выполнения своих приказов в наличии не имело.
Еще больше повысил недоверие крестьян к хлебозаготовкам любого рода наглый обман новых «демократических» властей.
«6 августа Временное правительство официально объявило, что установленные 25 марта твердые цены на урожай 1917 г. „ни в коем случае повышены не будут“. Крестьяне, не ожидая подвоха, свезли хлеб. Помещики же знали, что в правительстве готовится повышение цен, которое и было проведено под шумок, в дни Корниловского мятежа. Цены были удвоены, что резко ударило по крестьянству нехлебородных губерний [52] и по рабочим» [53] .
52
Напомню, что в нехлебородных губерниях крестьяне, не в силах вырастить достаточно хлеба, его покупали.
53
Кара-Мурза С. Гражданская война.
О реакции крестьян хлебородных губерний на этот финт догадаться нетрудно – больше никаких хлебозаготовок, только свободная торговля! Вот только свободная торговля в условиях, когда промышленного производства практически не существует, а деньги являются просто разрисованной бумажкой, становится чем-то виртуальным. Очень быстро она свелась к простому товарообмену. Уже летом 1917 года британский военный атташе генерал Нокс докладывал: «В некоторых губерниях крестьяне отказываются отдавать свое зерно иначе, как в обмен на мануфактуру. Селения Юго-Западной России нуждаются в одежде и металлических изделиях. Министр продовольствия делает героические усилия, чтобы найти нужные для обмена предметы, но сейчас мануфактуру достать в России нельзя нигде… Если даже удается собрать некоторое количество товара, то распределение его при царящем беспорядке является делом нелегким. 600 вагонов тканей было недавно отправлено для обмена на Кавказ. 400 из них было „арестовано“ в Таганроге, и местные комитеты потребовали распределения содержимого на месте» [54] .
54
Цит. по: Галин В. Запретная политэкономия. Красное и белое. М., 2006. С. 375.
Это еще не советская власть, это лето 1917 года!
Дальнейшую «перестроечную экономику» спрогнозировать нетрудно. Прямой товарообмен продолжится до тех пор, пока в городах будут сохраняться хоть какие-то остатки прежней роскоши. А что потом? Торговец так и станет сидеть на своем хлебе? Ага, конечно! Мы же не одни на планете!
Выход предельно простой: хлебные торговцы найдут покупателей, если не в стране, так за ее пределами. И до революции русское зерно уходило за границу притом, что население недоедало. Сейчас оно ушло бы туда притом, что население бы умирало с голоду. Тем не менее принцип свободной торговли нарушать, конечно же, нельзя. Куда там большевикам с их постоянно корректируемыми идейками до реальной цены либеральных экономических концепций!
Заготовка хлеба 1917 года столкнулась еще с одной проблемой. Нельзя сказать, что ее не существовало прежде, но до того это был вялотекущий процесс, а летом 1917 года, когда крестьяне стали захватывать помещичьи земли, произошел качественный скачок. Речь идет все о том же: об изменении структуры сельского хозяйства.
Мы помним, что большая часть товарного хлеба производилась в крупных хозяйствах. Его непросто было взять, но этот хлеб, по крайней мере, имелся в наличии. Однако летом 1917 года эти хозяйства начали исчезать с лица земли. Все тот же генерал Нокс пишет: