Битва за Кавказ
Шрифт:
— Дак пойми же, капитан, меня в Кизляре брат ждёт! Он там служит полицмейстером. Неужто незнаком?
— Как не знать? Знаю. Ладно, помогу, уважу. Будет завтра охрана. Сейчас пошлю гонцов.
Поутру в укрепление прибыло девятнадцать верховых кумыков. Их направил местный князь, через земли которого проходила дорога на Кизляр. У каждого всадника за спиной ружьё, на поясе патронташ.
Облачившись в парадный мундир с боевыми наградами, майор поспешил на встречу с братом. Не забыл о пистолетах и шашке.
День выдался погожим, тёплым. С чистых, словно
Наконец кавалькада достигла Терека, дорога пролегала у густых камышей вдоль реки. До Кизляра оставалось вёрст пять. Предчувствуя близкий отдых, кони оживились.
Неожиданно из камышей с гиком и свистом вынеслись всадники. Выстрелив из ружей, они набросились на охрану. Нападение было столь внезапным, дерзким и стремительным, что никто не оказал им сопротивления. Тринадцать окровавленных кумыков неподвижно лежали на земле, трое с трудом защищались, ещё трое, преследуемые разбойниками, мчались к городу.
Лошадь под Швецовым была сражены первым выстрелом. Он едва с неё соскочил и, выхватив шашку, отбивался от наседавших врагов. Видимо, его, в парадном мундире и с многими наградами, приняли за большого начальника и решили схватить живым. Им это удалось. Один из них прополз змеёй и сзади ударил офицера по голове чем-то тяжёлым.
От крепости Кизляра громыхнула пушка, заставившая нападавших бежать вместе со связанным майором в камыши. Они захватили и двух денщиков офицера.
Вскоре к месту налёта прискакал отряд во главе с полицмейстером Василием Швецовым.
— Это чеченцы! — сообщили раненые. — Они захватили офицера! Скачите быстрей! Догоните!
Брат был в ярости. Столько времени не видеться — и на тебе, случилось такое!
Тут подоспел отряд из Казиюрта. Его возглавил капитан, начальник укрепления. Прислали верховых кумыкские ханы из ближних селений. Все они помчались в погоню.
К вечеру бандитов настигли. Те, поняв, что окружены, пустились в переговоры. Вышел главарь, а с ним рядом сел пленный майор со связанными руками. Тут же стоял чеченец с обнажённым кинжалом.
— Если начнёте нападать, пленного зарежем, — заявил чеченец. — Пусть он и решит, как вам поступить, — он указал на беспомощного Павла. — Говори же!
Поняв безвыходность положения, офицер произнёс:
— Не надо домогаться! Пусть всё свершится по воле Божьей. Моих денщиков прошу освободить, а я останусь аманатом. Уверен, что справедливость восторжествует. Прощай, брат! — Павел узнал Василия.
Отпустив одного денщика, чеченцы вместе с майором помчались в горы.
Этот захват офицера всполошил весь край. Кражи людей случались и раньше, в ожидании выкупа аманаты томились месяцами и годами в тяжкой неволе, многие не выдерживали, умирали. Немало было продано в рабство и увезено в Иран или Турцию.
Но на сей раз дело сложилось по-иному. Похитители позволили Швецову посылать письма родным, хлопотать о выкупе. Воспользовавшись
Взносы поступали от помещиков, купцов, владельцев предприятий. Отставные офицеры и солдаты бывшего корпуса графа Воронцова, стоявшего два года назад в Париже, внесли немалую сумму. Когда в 1815 году этот корпус уходил из Франции, обнаружились долги офицеров местному населению, они равнялись почти полутора миллионам рублей. «Честь российского воина дороже любых денег», — заявил тогда Воронцов и оплатил долги из своих средств.
Не бездействовал и брат Василий. В Кабарде он собрал отряд смельчаков, чтобы напасть на чеченский аул и освободить пленного. Но об этом плане стало известно похитителям, и они перепрятали офицера.
Прежде чем посадить его в глубокую яму, хозяин по имени Идрис отобрал военную форму, взамен дал обноски с чужого плеча. На пол ямы он уложил кусок плетня и бросил изодранную овчину. Яму покрыл досками, оставив неширокую щель для воздуха и входа. Пленного неделями не выпускали из темницы.
В глухом томительном одиночестве Швецов находился более полутора лет. За это время он сотни раз вспоминал о своей жизни. Словно во сне проплывало беспечное детство, армейская служба, боевые товарищи, доблестные начальники. Он перебирал в памяти подробности не столь давних боев под Мигри, Ахалкалаками, Асландузом, Ленкоранью. Во всех сражениях он всегда служил солдатам примером, воинские дела вершил с чистой совестью и верностью присяге.
А ныне он в позорном плену, и нет никаких признаков скорого освобождения.
И вот весной 1817 года гарнизоны Кавказа облетела весть о приезде генерала Ермолова: «Алексей Петрович назначен императором Александром Освободителем наместником кавказского края!»
В ту пору имя генерала было широко известным. Его называли «грозой двенадцатого года». Сам Наполеон относился к нему с большим почтением. Ранее Ермолов бывал на Кавказе. В 1796 году участвовал в Персидском походе. Тогда он ходил в небольшом чине: капитаном командовал артиллерийской брешь-батареей. Когда штурмовали Дербент, её орудия взломали стену крепости. В образовавшийся пролом ворвались пехотные батальоны, они решили судьбу неодолимой крепости.
Главнокомандующий Зубов, которого здесь называли Кизил-Аяг, что означало Золотоногий, узнав о том, обнял и расцеловал Ермолова, наградил орденом. У двадцатичетырёхлетнего Валериана Зубова и бою под Варшавой ядром оторвало ногу. Ему сделали искусный протез, который, считали, был золотым.
Вступив в новую должность, Ермолов поспешил приехать на беспокойный левый фланг Кавказской линии, в Чечню, расположенную к югу от среднего течения Терека. Он побывал на прилегающих к Тереку землях, посетил казачьи станицы, город Кизляр. Там и узнал о майоре Швецове.