Битва за Кавказ
Шрифт:
Не жалея боеприпасов, егеря обстреливали из пулемётов и миномётов места, где отмечалось движение наших солдат. На пути наступающих создавалась стена огня. Нелегко было действовать нашим подразделениям в этих условиях.
В районе «Приюта одиннадцати» находилась миномётная позиция. Оттуда обстреливался наш вьючный транспорт, доставлявший продовольствие и боеприпасы. Командир приказал расчёту противотанкового ружья Табикбаева уничтожить эту огневую точку.
С наступлением темноты расчёт выдвинулся в удобное место, занял огневую позицию, замаскировался. Утром немцы засуетились у миномёта, приготовились стрелять. Но у наводчика был меткий глаз. Бронебойная
А тем временем капитан Грот готовился к восхождению. Попытка начать его 20 августа не удалась: ветер был такой, что валил с ног. В три часа утра следующего дня 16 егерей направились из «Приюта одиннадцати» к западной вершине Эльбруса. Следом за ними вышла группа капитана Геммерлера из пяти человек, держа курс на восточную вершину.
Обе группы в тот же день установили на западной и восточной вершинах Эльбруса фашистские знамёна и благополучно возвратились в «Приют одиннадцати» .
Об этом Лист не преминул послать в Берлин громкое донесение. В Германии поднялся великий шум. Нацистская пропаганда сделала «эдельвейсовцев» национальными героями. В журналах и газетах появились фотографии бородатого гауптмана Грота у штандарта Третьего рейха с воткнутым в снег ледорубом. Заголовки вещали: «Мы — хозяева Европы! Кавказ покорен. На очереди нефтяной Баку, а потом Иран, Индия!» Грот был награждён рыцарским крестом, его соучастники — железными крестами.
Однако нацистский военный историк генерал Типпельскирх оценил факт водружения флагов совсем невысоко. Он писал: «Это значительное достижение альпинизма не имело ни тактического, ни тем более стратегического значения».
Ещё более откровенным было заключение Гитлера. Высказывая недоверие к полководческому таланту Листа, он, получив сообщение о восхождении егерей на Эльбрус, пришёл в неистовство. О том имперский министр вооружения и боеприпасов Шпеер позже писал: «Я никогда не думал, что Гитлер способен настолько потерять самообладание. Он кричал и бился в истерике, словно этот эпизод поставил под угрозу весь стратегический план восточной кампании. Даже через неделю он никак не мог успокоиться и проклинал «этих сумасшедших альпинистов, которых следовало бы отдать под трибунал». Он говорил, что этих идиотов обуяло честолюбие и они полезли на эту дурацкую вершину, хотя он недвусмысленно приказал бросить все силы на Сухуми. И теперь он ещё раз убедился, что его приказы толком не выполняются».
Возмездие
Спустя неделю после водружения на Эльбрусе штандартов гауптмана Грота отозвали в штаб дивизии. В день своего отбытия он записал в дневнике: «Высокогорная экспедиция закончена. Я прощаюсь с вершинами, которые, я уверен, больше никогда не увижу. В ближайшие дни здесь будет самое высокогорное кладбище солдат...»
Публикуемый ниже случай подтверждает дальновидное предсказание гауптмана. Он произошёл после отъезда Грота на знакомых ему местах.
Преследуемые фашистами разведчики отходили в горы. Они ступали по местам, где можно было запутать преследователей и безнаказанно уйти, сохранив себя и, конечно же, этого сухопарого немца, «языка».
На задание разведчики отправились четыре дня назад. Их было семеро: лейтенант, сержант, четыре автоматчика и проводник-карачаевец Хамид.
Был конец октября 1942 года. Бушевала зима
Разведчики сделали крюк, по карнизу отвесной стены перевалили через хребет, прошли ледник, спустились по верёвке в обрыв, долго шли по обледеневшим камням и вчера, наконец, вышли к дороге, что вела к перевалу. Спрятавшись, долго наблюдали за вражескими позициями, хорошо видными из укрытия.
Внимание привлёк блиндаж. Намётанным глазом лейтенант Егоров определил, что в нем живёт офицер. А, может, там был даже штаб егерей из застрявшей здесь альпийской дивизии «Эдельвейс».
Ночью разведчики ворвались в блиндаж. Часового и солдата-денщика Хамид бесшумно убрал, а насмерть перепуганного офицера Егоров и сержант Самохин связали, заткнули ему рот, на голову намотали башлык. Его выволокли из блиндажа вместе с сумкой, что лежала под подушкой.
Теперь они шли, утопая в снегу. Обжигал острый, как бритва, ветер. Обмороженные лица потемнели.
О преследовании разведчики догадались по выстрелам, которые услышали, едва покинули расположение врага. Гитлеровцы открыли по ним огонь, но пули не долетали. Опасаясь, как бы не ранили пленного, лейтенант приказал набросить на него припасённую простыню.
— Не отставать! Вперёд! — то и дело подбадривал Егоров разведчиков, а сам искоса наблюдал за пленным.
Лейтенант боялся, чтобы гитлеровец не упал. Тогда его придётся нести. «Если упадёт, пристрелю. Не погибать же всем из-за этой сволочи!» Но мысль о том, какой дорогой ценой достался «язык» и как его ждут там, в штабе, заставляла искать другой выход. Но какой? Где он? Егоров посмотрел на часы и про себя отметил, что вот уже четыре часа, как они уходят от преследователей и ещё не сделали привала.
— Скоро скалы? — спросил он проводника.
Тот шёл впереди лейтенанта в лохматой шапке, надвинутой на самые брови.
— За той горой, командир.
Перед глазами лейтенанта расплылся розовый туман, замерцали искорки. Казалось, ещё мгновение и сердце разорвётся.
— Может, отдохнём?
— Нельзя, командир.
— Впе-рёд! — пошевелил лейтенант губами.
Оглянуться не было сил. Он знал, что за ним идёт
Снегирев — молодой, но храбрый солдат-кубанец. За Снегиревым плетётся офицер с простыней на плечах, за немцем — чернявый Картозия — грузин со щёточкой усов.
В середине дня разведчики подошли к крутому склону, по которому гигантским языком сползал снежник. Он начинался наверху у скал, и, окаймлённый грядой навороченных камней, уходил вниз. В полукилометре ниже он прерывался, падал в обрыв.
— Снегирёв, Картозия! — позвал лейтенант разведчиков. — Останьтесь здесь. Мы пройдём, тогда и вы отходите.
— Есть! — понятливо ответили те.
Снегирев и Картозия легли за камни, вскинули автоматы. Остальные торопливо связались верёвкой. В середине связки поставили немца.
— Осторожно, тихо! — предупредил всех Хамид. — Шуметь будешь, смерть встречать будешь.
Он указал наверх, где брал начало снежник. Там, в скалах, ветер намёл карниз из снега. Он едва различался, только лёгкая тень выдавала его. Стоило карнизу обломиться, как последует обвал: масса снега и льда скатится вниз, сметая и сокрушая всё на пути.
Опираясь на альпеншток, Хамид ступил на нетронутый наст снежника. Он двигался крайне осмотрительно. Прежде чем поставить ногу, пробовал, твёрдо ли там, тогда, налегая на палку, делал следующий шаг.