Битва за Кавказ
Шрифт:
Работая круглые сутки в особняке на Кировской улице, офицеры Оперативного управления жили положением на Кавказе, ежечасно следили за всеми изменениями в нем.
Уложив в портфель карты и справочные документы, полковник поспешил на выход. Через четверть часа он был уже в Кремле. Его провели в кабинет Сталина.
За большим столом сидели Молотов, Маленков, Берия. Сталин, не выпуская из руки трубку, ходил по кабинету.
Тут же были и генштабовские начальники. Когда один из них, кончив говорить, сел, Сталин сказал:
— А теперь заслушаем обстановку на Кавказе. Докладывайте, полковник.
Штеменко развернул на столе свою рабочую карту и стал
Все слушали молча, не перебивая, а когда он закончил, Сталин начал задавать вопросы. В конце, обращаясь к Берии, он произнёс:
— Лаврентий, тебе придётся туда лететь. Нужно на месте разобраться во всём, навести порядок.
Берия поспешно поднялся, сверкнул стёклами пенсне:
— Я готов.
Офицеры Генштаба во главе с генералом Бодиным вылетели на самолёте СИ-47 в четыре часа утра 22 августа. Летели в Тбилиси окружным путём: на Красноводск, потом через Каспийское море в Баку.
В тот же день специальным самолётом прибыл в Закавказье и Берия со своими приближенными.
Несмотря на позднее время, они направились в штаб фронта, чтобы ознакомиться с последней обстановкой и наметить план работы.
Обстановка была неутешительной. Особенно встревожило приехавших положение на Военно-Сухумской дороге: немцам удалось захватить Клухорский перевал и выйти на его южный склон.
— Когда это произошло? — спросил искушённый в военных делах Бодин начальника штаба фронта.
— Пятнадцатого августа.
— А когда вы о том узнали?
— Восемнадцатого числа.
— Почему с таким опозданием?
— По причине отсутствия средств связи.
394-я стрелковая дивизия, дислоцировавшаяся в Сухуми, только формировалась. Направленный на перевал батальон 315-го стрелкового полка не имел надёжной связи со штабом полка, чтобы немедленно сообщить о случившемся. Впрочем, туго было и с вооружением, боеприпасами, обмундированием, обувью.
Солдаты в большинстве были молодыми, необученными, не успели ещё пройти необходимую боевую подготовку.
Недостаточно были подготовлены для боевых действий в горах и многие командиры. Они считали, что перевалы осенью и особенно зимой недоступны для противника, для их надёжного прикрытия довольно ограниченных сил. Знание горной тактики командирами подразделений было явно невысоким.
Немаловажное значение имело и то обстоятельство, что на войска возлагалась первостепенная задача обороны Черноморского побережья.
Генштабисты одобрили ранее принятое командующим 46-й армией генералом Сергацковым решение о направлении на Марухский перевал подразделений 810-го и 808-го полков из 394-й стрелковой дивизии. Они должны были скрытно совершить переход к Клухорскому перевалу и там внезапно обрушиться с тыла на части горнострелковой дивизии «Эдельвейс».
Не терпело промедления и направление к Кодорскому ущелью всех оставшихся сил 394-й стрелковой дивизии. Это были последние резервы 46-й армии.
Командарм Сергацков изъял под свою личную ответственность один полк из находившейся у турецкой границы вблизи Батуми 9-й горнострелковой дивизии.
Прибывшие из Генштаба генералы и офицеры оказали значительную помощь руководству Закавказского фронта в осуществлении более устойчивой обороны перевалов. На должность начальника штаба фронта был назначен опытный генерал Бодин.
Однако нахождение в Закавказье некомпетентного в военных делах Берии нанесло много вреда. По его настоянию была произведена не оправдываемая замена опытных должностных лиц. Принимаемые командирами решения утверждались с проволочкой.
Так,
Этот полк с артиллерийским дивизионом после выгрузки из эшелонов совершил трудный 75-километровый марш. Достигнув ущелья и реки Кодор, он вступил в бой против рвущихся к морю егерей.
Сражавшиеся на перевалах войска нуждались в пополнении, им необходимы были резервы.
В Закавказье было стянуто немало войск НКВД, находившихся в непосредственном подчинении Берии. Однажды генерал армии Тюленев заявил, что можно часть этих сил направить на опасные направления. Услышав это, Берия с угрозой выдавил: «Если, генерал, ещё раз заикнёшься об этом, сломаю хребет».
Много лет спустя после описываемых в книге событий автору довелось встретиться с Иваном Владимировичем Тюленевым. Разговор зашёл о перевалах. Я осторожно заметил, что Ставка упрекала командование фронта в опоздании с их занятием.
— Поглядите, какую территорию охватывал Закавказский фронт. — Генерал указал на висевшую во всю стену карту. — С севера боевая линия проходила у Новороссийска и Туапсе, где наши дивизии сражались с 17-й немецкой армией генерала Руоффа. Далее линия фронта тянулась по Кавказскому хребту и выходила к Владикавказу, Моздоку, Грозному. Туда вышла танковая армия Клейста, и там шли ожесточённые бои. На юге у нашей границы сосредоточились двадцать шесть турецких дивизий. Они находились в полной готовности к выступлению. Ждали только команды. Надеялись, что Сталинград вот-вот падёт и тогда они двинутся к Тбилиси, Еревану, Баку. Особую заботу вызывало и Черноморское побережье. В Крыму после овладения Севастополем и Керчью готова была высадиться десантом на Черноморское побережье Кавказа 11 -я армия фельдмаршала Манштейна. Там же сосредоточивались части воздушно-десантной дивизии... Так что события на перевалах — это лишь часть боевой ситуации на Кавказе. Небольшая, но важная, — уточнил генерал Тюленев. — Опоздали? — переспросил он и покачал головой. — Возможно, но только прежде Ставке нужно было принять меры, чтобы не допускать к перевалам врага. По настоянию Верховного тогда наши главные силы были сконцентрированы на западном направлении, а не на юге. Вследствие этого Южный фронт генерала Малиновского оказался крайне слабым, его войска не в состоянии были отразить удары мощной вражеской группировки. С этого и начались наши неудачи.
Найдя во мне внимательного собеседника, Иван Владимирович пустился в воспоминания:
— Однажды в штабе Закавказского фронта появился генерал Малиновский. Это случилось в период пребывания у нас Берии. При имени Малиновского Берия рвал и метал. К счастью, Берия в этот день отсутствовал, был в Сухуми. Малиновский находился и подавленном состоянии. «Под Ростовом я пережил глубочайшую горечь поражения, — признался он. — Солдаты проявили великое упорство, но сдержать гитлеровскую машину было выше человеческих сил». Я смотрел на генерала и понимал его состояние. И сознавал, что над ним здесь, в Тбилиси, нависла серьёзная опасность. Берия мог появиться каждую минуту. «Вот что, Родион Яковлевич, — сказал я, — немедленно вылетайте в Москву. О самолёте я распоряжусь». В тот же день он вылетел. Вернувшись, Берия узнал, что Малиновский в Тбилиси. «Немедленно его ко мне!» — последовал приказ. Узнав, что тот уже улетел, народный комиссар внутренних дел пришёл в ярость. «То его счастье, что не попал в мои руки, — процедил он. — Я б ему...»