Битва за космос

Вулф Том

– Какой прекрасный вид! – сказал Эл.

И услышал ответ Слейтона:

– Уверен, что так оно и есть.

На самом деле большая часть восточного побережья и океана была затянута облачной пеленой. Шепард смог рассмотреть Мыс, западный берег Флориды… Озеро Окичоби… Он был так высоко, и казалось, что его уносит от Флориды очень медленно… Инверторы и гироскопы стонали, вентиляторы гудели, камеры жужжали… Он попытался отыскать Кубу. Куба это или нет? Трудно определить сверху, сквозь облака… Все было черно-белым, и повсюду были облака. Вот остров Бимини, а это отмели вокруг него. Это Шепард видел. Но все было таким маленьким! Насколько же все выглядело крупнее и отчетливее в тренажере «Альфа», когда им показывали на экране фотографии… Реальную картину нельзя было даже сравнить с тренажером. Она была какой-то нереалистичной. Он видел только серый океан, светло-серые берега и темно-серую растительность… Вот Багамские острова: Большая Багама, Абако… или нет? Бледно-серые облака, серая вода, бледно-серые берега… сплошной серый цвет. Однако пора заняться делом. Его ждала длинная карта контрольных проверок. А еще он должен был попробовать проконтролировать вращение, рыскание и тангаж. До сих пор это производилось автоматически. Шепард переключился на ручное управление и попробовал поработать ручным регулятором.

– Переключаюсь на ручной тангаж, – сказал он в микрофон.

И капсула качнулась носом вверх, а потом вниз.

– Тангаж в порядке, – доложил Эл. – Перехожу на ручное рыскание.

Все это, казалось, он произносил уже сотню, тысячу раз раньше, в процедурном тренажере. И капсула покачивалась из стороны в сторону – он испытывал это тысячу раз на тренажере «Альфа». Только звук был другой. Каждый раз, когда он поворачивал рычаги ручного контроля, из капсулы вырывались струи перекиси водорода. Шепард знал об этом, потому что капсула покачивалась, вращалась и рыскала, как и полагалось, – но не слышал звука вырывающихся струй. На тренажере «Альфа» он всегда их слышал.Но в действительности все выгляделоменее реалистично. Капсула покачивалась и рыскала, как и «Альфа»… никакой разницы… но он не слышал звука струй перекиси водорода из-за жужжания, гудения и свистения инверторов, вентиляторов и гироскопов-звуков маленькой кухни.

Прежде чем Шепард понял это, полет практически завершился. Пришло время подготовиться к вхождению в атмосферу. Он спускался по дуге, как минометный снаряд… На Земле начали обратный отсчет перед пуском тормозных двигателей, которые должны были замедлить движение капсулы при прохождении через атмосферу. В этом полете тормозные двигатели не играли никакой роли, потому что капсула в любом случае рухнула бы вниз, как пушечное ядро, но они были важны для орбитальных полетов, и Шепарду предстоялоих испытать. Тормозные двигатели запустились автоматически. Ему не пришлось даже пошевелить пальцем. Раздался еще один приглушенный звук пуска ракеты, совсем не громкий… Маленькая кухня продолжала гудеть и свистеть… Он по-прежнему опускался на Флориду. От пуска тормозных двигателей Шепарда вдавило в спинку кресла с силой примерно 5 g. Это оказалось более неожиданным, чем перепад от 6 g до нуля при подъеме. «Да, парень, это тебе не центрифуга!» Сидящего в центрифуге в этот момент резко дергало. А в следующее мгновение Шепард снова оказался в невесомости – вернее, он знал, что так должно быть. Тормозные двигатели замедлили движение капсулы, и вскоре величина перегрузки стала нарастать. Нарастала она, конечно, постепенно, а Эл точно знал интервалы… В этот момент должно было сработать взрывное устройство, чтобы освободиться от приспособлений, удерживающих тормозную установку. Эл услышал негромкие взрывы снаружи, а затем увидел, как одно из устройств пролетело мимо. Капсула начала было поворачиваться, но тут же автоматически восстановила положение. Теперь, во время спуска, Элу полагалось поупражняться в управлении угловым положением капсулы. Он покачал ее туда-сюда, словно сиденье на «чертовом колесе»… Проклятье! Приборы показывали, что уровень перегрузок постепенно нарастал… 1,5 g… Выходит, у него осталось примерно 45 секунд, чтобы проверить звезды. Астронавт должен был посмотреть на звезды и на горизонт и определить, может ли он сосредоточиться на конкретных созвездиях. В будущем это могло пригодиться для космической навигации. Но главное – миллионы людей знали: первый американец находится в космосе, по соседству со звездами… И всем им было интересно, как выглядят звезды оттуда. Предполагалось, что при взгляде сверху звезды не должны мерцать. Они должны выглядеть просто маленькими светящимися шариками в черном космосе… Правда, космос был не черным, а синим… «Звезды, парень!» И Шепард стал смотреть в люки, пытаясь разглядеть звезды… Но не увидел ни одной проклятой звезды. Когда капсула покачивалась или поворачивалась в одну сторону, в глаза Элу били вспышки солнечного света. Если она покачивалась или поворачивалась в другую сторону, он все равно ничего не видел. Свет внутри капсулы был слишком ярким. Все, что он мог разглядеть, – это синее небо. Эл не видел даже горизонта. Ожидалось, что при взгляде из атмосферы на горизонте будут видны разноцветные полосы. Но Элу не удавалось увидеть их через люки. Он мог бы разглядеть их через перископ, но тот показывал черно-белый фильм.

Что за чертовщина? Перегрузка стала нарастать слишком быстро! На центрифуге такого не случалось! Перегрузки росли с такой скоростью и Эла вдавливало в кресло так сильно, что астронавт понял: он не успеет выполнить запланированные маневры с системой автоматического управления. Правда, в этом полете система автоматического управления никак не влияла на его безопасность – она была важна опять же для орбитальных полетов. Единственное, что мог сделать астронавт во время орбитальных полетов самостоятельно, – это удержать капсулу в нужном положении, под нужными углами, если автоматическая система даст сбой. Как бы то ни было, Шепард не успевал с картой контрольных проверок! А значит возникал очередной риск опозориться… Скоро он уже не в состоянии будет контролировать положение капсулы вручную или при помощи автоматического управления. Величина перегрузки станет настолько высокой, что астронавт не сможет действовать руками. И он снова вернулся в автоматический режим, забыв при этом выключить одну из кнопок ручного управления… Шепард отставал от карты – занятия на тренажерах вышли ему боком. Он-то думал, что у него останется гораздо больше времени! Правда, никакая опасность астронавту не угрожала, но насколько же действительность отличалась от тренажеров! Проклятые звезды и цветные полосы – он потратил на них кучу времени! А перегрузки все нарастали. По мере вхождения во все более плотные слои атмосферы капсулу стало покачивать из стороны в сторону, но не так резко, как в центрифуге. Шепард снова лежал на спине. Если он смотрел вверх, то прямо в небо. Он напрягал икры и брюшные мышцы, чтобы противостоять перегрузкам… как делал это тысячу раз в центрифуге. Он с трудом выдыхал воздух из сдавленной груди… Он с натужным придыханием произносил цифры величины перегрузок, появлявшиеся на циферблатах… «Ш-ш-ш-есть… с-с-семь, в-в-восемь… дев-в-в-ять…» Затем он с усилием несколько раз повторил: «Х-х-хорош-ш-о… В-в-се:… х-х-хорош-ш-о…», чтобы на Земле знали, что перегрузки высокие, но он с ними справляется. Шепард не мог увидеть в люки ничего, кроме темно-синего фона. Да он и не старался туда смотреть. Он пристально глядел на приборную панель – на крупные лампочки, которые должны были сигнализировать об автоматическом выбросе парашютов. Раскрылся буек, который вытаскивал наружу главный парашют: теперь Шепард мог видеть его в перископ. Стрелка альтиметра дошла до отметки «20 000 футов». Почему же?… Ведь основной парашют вышел наружу на высоте 10 000 футов – Шепард видел это в перископ. Тут парашют раскрылся, и от толчка его придавило к креслу. Пинок под зад! Чтобы не волновался! Капсула под парашютом покачивалась из стороны в сторону, но в этом не было ничего страшного. Шепард лежал на спине. Посадочный топливный бак находился как раз у него под спиной. Он начал освобождать колени от ремней. Надо избавиться от всех этих проклятых ремней, шлангов и проводов. Это главное. Он снял со шлема лицевой шланг и шланги для выхода кислорода. Через перископ астронавт видел, что все быстрее приближается к воде. Снаружи было солнечно. Он находился возле Бермудских островов. Повсюду были корабли. Эл ясно слышал их гул по радио. Затем капсула своим тупым концом вошла в воду. Это произошло прямо у него под спиной. От толчка Шепарда снова отбросило к спинке кресла, все было именно так, как они и говорили! Это был примерно такой же толчок, как и при посадке на палубу авианосца не более того. Капсула перевернулась на правый бок, и правое окно оказалось под водой. Но Шепард мог смотреть через другое окно и видеть пятно желтой краски на воде. Краска выбрасывалась из капсулы автоматически, чтобы капсулу легче было заметить спасательным вертолетам. Шепард сейчас занимался тем, что пытался освободиться от остальной оснастки. Освободиться! Он сломал пломбу шейного кольца, чтобы можно было снять шлем. Он видел, что по-прежнему находится под водой. Капсула должна была выпрямиться, но проклятое окно оставалось под водой. Раздалось бульканье! Астронавт начал оглядываться: не просочилась ли где-нибудь вода. Ведь это могло положить конец всему. Он подпрыгивал в этой проклятой воде, словно в ведре. Капсула медленно принимала вертикальное положение. Вертолет уже завис наверху, готовясь получить указания. Шепард делал все медленно, чтобы не напортачить, выбираясь из капсулы. Он открыл дверь наверху капсулы, горловину и выбрался наружу с помощью канатного устройства. Солнечный свет ударил ему в лицо. Было десять пятнадцать утра. Он находился в сорока милях от Бермуд, в Атлантическом океане, все вокруг залито солнцем. Шум от вертолета сверху заглушал все остальные звуки. С вертолета спустили спасательный канат, который выглядел как хомут – такие в старину надевали на ломовых лошадей. Вертолет был большой, грузовой. Его пилот уже зацепился крюком за капсулу и вытаскивал ее из воды. Внутри вертолета сидело несколько морских пехотинцев. Они глядели на Шепарда и улыбались. Он снова увидел тот самый сияющий взгляд.

Всего лишь за семь минут вертолет добрался до корабля – авианосца под названием «Озеро Чемплейн». Капсула под вертолетом раскачивалась взад-вперед. День был очень солнечный – отличный майский денек недалеко от Бермуд. Вертолет стал садиться на палубу Шепард посмотрел вниз и увидел сотни лиц. Они все глядели вверх, на вертолет. Похоже, весь экипаж корабля собрался на палубе. И лица моряков, залитые солнечным светом, были обращены к Шепарду. Сотни лиц. Люди заняли всю заднюю часть палубы. Они столпились между самолетами, смотрели вверх и двигались к тому месту, где должен был приземлиться вертолет. Охранники с трудом удерживали их за натянутыми канатами. Когда вертолет снизился, Эл увидел лица более отчетливо; все смотрели на него совершенно одинаково. На сотнях лиц уже был тот самый сияющий взгляд.

Глава одиннадцатая

Неужели оно само взорвалось?

Гленн и остальные ребята теперь могли лишь наблюдать, как Эл Шепард поднимается над ними и становится национальным героем уровня Линдберга. [11] Именно так это выглядело. Покончив с техническими отчетами, Шепард направился прямиком в Вашингтон. На следующий день к нему присоединились и шестеро неудачников. Они стояли и смотрели, как президент Кеннеди вручает Элу Почетную медаль Конгресса на церемонии в Розовом саду Белого дома. Затем они последовали за Шепардом, когда тот уселся на заднее сиденье открытого лимузина и поехал по авеню Конституции, приветствуя собравшуюся толпу. Десятки тысяч людей пришли посмотреть на кортеж, хотя на его подготовку было отведено лишь двадцать четыре часа. И все они что-то восторженно выкрикивали и плакали, преисполненные благоговения и благодарности. Процессии потребовалось полчаса, чтобы проехать одну милю от Белого дома до Капитолия. Порою казалось, что Эл бесчувственный, словно робот на батарейках. Но не сейчас – сейчас он действительно был искренне тронут. Люди обожали его. Он был… на балконе папы римского… Целых полчаса…

11

[xi]Чарльз Линдберг (1902–1974) – американский летчик, в 1927 г. совершивший первый беспосадочный перелет через Атлантический океан.

На следующий день муниципалитет устроил Элу торжественный проезд по Бродвею. Герой сидел на заднем сиденье лимузина, а его осыпали серпантином и конфетти как на театральной премьере. Родной городок Эла – Дерри, который был лишь немногим крупнее деревни, – тоже устроил для знаменитого земляка парад: собралась самая большая толпа за всю историю штата Нью-Гемпшир. Части сухопутных войск, флота, морской пехоты, авиации и национальной гвардии со всей Новой Англии маршировали по главной улице, а в небе летчики на реактивных истребителях демонстрировали фигуры высшего пилотажа. Политики опасались, что Дерри переименуют в Спейстаун, [12] прежде чем они предложат это сами. В городе Дирфилд, штат Иллинойс, в честь Эла назвали новую школу. А потом он стал получать тонны поздравительных открыток по почте. «Поздравляем Алана Шепарда, нашего первого соотечественника в космосе!» – текст был заранее напечатан на открытках вместе с адресом H АСА. Так что всем желающим надо было лишь подписать открытку и бросить ее в почтовый ящик. Полиграфические компании просто помешались на таких открытках. Эл стал самым настоящим героем.

12

[xii]От англ. space – космос и town – город.

По сравнению с орбитальным полетом Гагарина прыжок Шепарда на Бермудские острова, всего лишь с пятью минутами невесомости, был не очень большим достижением. Но это не имело значения. Полет преподносился как драма, первая драма поединка в истории Америки. Шепард был лишь неудачником, который забрался на верхушку американской ракеты – а наши ракеты всегда взрываются – и бросил вызов всемогущему советскому «Интегралу». А то, что весь ход полета транслировался по телевидению и трансляция началась за добрых два часа до запуска, лишь усиливало напряжение. А затем Эл прошел через все это. Он позволил им запалить свечу. Он не колебался. Не паниковал. Он держался отменно. Такой же великолепный сорвиголова, не хуже Линдберга, и даже лучше: Шепард сделал это ради всей страны. У это парня была… нужная вещь.Никто не произносил этих слов, но каждый ощущал исходящие от Эла лучи ауры – первобытной физической силы, безрассудной храбрости и мужской чести.

Даже Шорти Пауэрс стал знаменитым. «Голос "Меркурия"» – так его теперь называли, а еще – «восьмым астронавтом». Пауэрс был подполковником авиации, в прошлом пилотом-бомбардировщиком. На протяжении всего полета Шепарда он выходил в эфир из Центра управления полетом на Мысе: «Говорит Центр управления „Меркурия"» – после чего сообщал, как идут дела у астронавта, с бесстрастностью настоящего боевого пилота; людям это нравилось. После приводнения капсулы Шорти Пауэрс передавал, что Шепард все время повторяет: «А-о'кей». На самом деле это была выдумка Пауэрса: он знал, что инженеры НАСА говорят так во время испытаний радиоустройств, потому что звук «а» передается в эфир лучше, чем «о». Тем не менее это «а-о'кей» стало символом победы Шепарда над всеми помехами и символом хладнокровия астронавта, а на Шорти Пауэрса смотрели как на медиума, который осуществлял связь между обыкновенными людьми и звездными путешественниками – обладателями нужной вещи.

Резко возрос и статус Боба Гилрута. После целого года скорби и печали Гилрут наконец-то удостоился чести проехать в одном из лимузинов триумфального кортежа Шепарда по Вашингтону. Рядом с ним сидел Джеймс Уэбб, и они вместе глядели на тысячи улыбающихся, кричащих, машущих руками и щелкающих фотоаппаратами людей.

– Если бы ничего не получилось, – признался Уэбб, – тебе оторвали бы голову.

Теперь Гилрут, «Меркурий» и НАСА – все одновременно – стали символом американского технологического прогресса. (Наши парни больше ничего не портят, а наши ракеты не взрываются.)