Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Чего ты от меня ждешь? – недоуменно спросил Марк Ливий.
– Чтобы ты признал, что мыслят они здраво.
– Что верно, то верно. И по-деловому. Но я пока не понял, отчего ты так высоко задрал хвост?
– Дружище Друз, если мы, италики, сможем повлиять на этих переписчиков, то добьемся, чтобы они зарегистрировали италиков, желающих этого, в качестве римских граждан! Не всякий сброд, а людей, давно уже приобретших право именоваться римлянами, – доходчиво растолковал Силон.
– Ничего не выйдет, – отозвался Друз, смуглое лицо которого не выражало сейчас никаких чувств. – Это неэтично и незаконно.
– Зато оправданно с моральной точки зрения.
– Мораль здесь ничто, Квинт Поппедий. А закон – все. Любой гражданин, попавший в список римлян подложным путем, не может считаться таковым законно. Я не могу с этим смириться, и ты тоже не должен уповать на это. И больше ничего не говори! Лучше подумай – и ты поймешь, что я прав, – твердо сказал Друз.
Силон долго изучал невозмутимую физиономию друга, а потом в отчаянии всплеснул руками:
– Будь ты проклят, Марк Ливий! Ведь это было бы так просто!..
– И так же просто все вскроется. Зарегистрировав этих лжеграждан, ты сталкиваешь их с римским законом во всей его красе: порка, внесение в черные списки, огромные штрафы.
Силон вздохнул.
– Что ж, вижу, куда ты клонишь, – проворчал он. – Но все равно идея хороша!
– Нет, плоха! – непоколебимо стоял на своем Марк Ливий Друз.
Силон не стал продолжать разговор. Когда дом, сильно опустевший в последнее время, угомонился на ночь, он, не ведая, что следует примеру отсутствующей Ливии Друзы, вышел в лоджию.
Ему прежде и в голову не приходило, что Друз может отнестись к проблеме иначе, нежели он сам; в противном случае он не стал бы делиться с ним своей идеей. «Возможно, – печально размышлял Силон, – именно по этой причине столь многие римляне твердят, что мы, италики, никогда не сможем стать римлянами. Я и то до сих пор не понимал Друза».
Положение Силона было незавидным: он обозначил свои намерения и убедился, что не может полагаться на молчание Друза. Неужели Друз побежит с утра пораньше к Луцию Валерию Флакку и Марку Антонию Оратору, чтобы пересказать им этот дружеский разговор?
Силону оставалось только дожидаться развития событий. Ему придется употребить всю свою изворотливость, чтобы убедить Друза, будто вечернее предложение было всего-навсего фантазией, родившейся у него по дороге с Форума на Палатин, глупостью и нелепицей, недостойной дальнейшего упоминания.
При этом он не собирался отказываться от столь блестящего плана. Напротив, простота и законченность делали его все более привлекательным. Цензоры в любом случае ожидают регистрации тысяч новых граждан. Разве у них есть основания не доверять резко возросшим цифрам по сельской местности? Надо немедленно лететь в Бовиан, к самниту Гаю Папию Мутилу, а потом, с ним на пару, – к остальным вождям италийских союзников. К тому времени, когда цензоры всерьез возьмутся за рекрутирование своей армии переписчиков, предводители италиков должны быть готовы действовать: подкупать переписчиков, продвигать кандидатуры людей, готовых втайне работать на италиков, колдуя над своими списками. Силона не интересовал сам город Рим: неграждане-италики, проживающие в Риме, не заслуживали обретения римского гражданства, ибо покинули землю предков ради соблазна более зажиточного существования на городских свалках.
Силон долго сидел в лоджии, напряженно размышляя над тем, как добиться священной цели – равенства для всех людей, живущих в Италии. Утром же он принялся за исправление допущенной накануне оплошности, без нажима, с легкой усмешкой доказывая Друзу, что теперь понимает нелепость своего предложения.
– Я впал в заблуждение, – подытожил он. – Утро вечера мудренее: теперь я вижу, что правда на твоей стороне.
– Вот и отлично, – с улыбкой ответил Друз.
Квинт Сервилий Цепион не появлялся дома до следующей осени. Из Смирны, что в провинции Азия, он отправился в Италийскую Галлию, оттуда в Утику в провинции Африка, в Гадес, что в Дальней Испании, и назад в Италийскую Галлию. Повсюду, где ступала его нога, жизнь делалась более зажиточной; в еще большей степени возрастало при этом его собственное богатство. Постепенно золото Толозы превращалось в нечто совсем иное: тучные поля вдоль реки Бетис в Дальней Испании, дома с множеством жителей в Гадесе, Утике, Кордубе, Гиспале, Старом и Новом Карфагене, Цирте, Немаузе, Арелате и во всех крупных городах Италийской Галлии и Апеннинского полуострова; к железо- и угледелательным городкам, основанным им в Италийской Галлии, примкнули поселения ткачей; повсюду, где выставлялись на продажу пахотные земли, Квинт Сервилий Цепион был среди активных покупателей. Он отдавал предпочтение италийским, а не римским банкам и компаниям. В римской Малой Азии он не оставил ни крохи своего состояния.
Он объявился в Риме у Марка Ливия Друза без предупреждения и, естественно, не застал жены и дочерей.
– Где они? – спросил он сестру.
– Там, где ты позволил им быть, – недоуменно ответила ему Сервилия.
– Что значит – «позволил»?
– Они по-прежнему живут в Тускуле, в имении Марка Ливия. – Сестра очень жалела, что дома не оказалось Друза.
– Чего ради они туда забрались?
– Ради мира и покоя. – Сервилия схватилась за голову. – Ах я, неразумная! Мне казалось, что я слышала из уст Марка Ливия, будто они поступили так с твоего согласия.
– Не давал я никакого согласия! – гневно бросил Цепион. – Я отсутствовал более полутора лет и, возвращаясь, надеялся, что меня встретят жена и дети, но их и след простыл! Невероятно! Что они делают в Тускуле?
Из всех мужских достоинств Сервилии Цепионы всегда ставили на первое место половую сдержанность в сочетании с супружеской верностью; за все время путешествия Цепион ни разу не переспал с женщиной. Не удивительно, что чем ближе он подъезжал к Риму, тем с большим нетерпением ждал встречи с женой.
– Ливия устала от Рима и переехала на старую виллу Друзов в Тускул, – молвила Сервилия, пытаясь унять сердцебиение. – Я и впрямь полагала, что ты одобрил их переезд. Так или иначе, он явно не пошел Ливии во вред. Я никогда еще не видела ее такой цветущей. И счастливой. – Она улыбнулась своему единственному брату. – В декабре, на календы, у тебя родился сын.
Новость действительно оказалась радостной, но не настолько, чтобы унять гнев Цепиона, не обнаружившего жену там, где он надеялся ее найти, и не получившего любовного удовлетворения.