Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Сенат назначает судей для особых комиссий.
– Неужели они всерьез задумали претворить в жизнь положения lex Licinia Mucia? – спросил Силон, отказывавшийся верить в худшее.
– Задумали, – мрачно ответил Друз. – Я прибыл, чтобы предупредить: у тебя остается шесть рыночных промежутков, чтобы постараться смягчить удар. К лету комиссии начнут работу, и повсюду, где они заработают, появятся объявления, расписывающие выгоды доносительства. Алчные людишки смогут заработать по четыре, восемь, двенадцать тысяч сестерциев; кто-то основательно разбогатеет. Я согласен, что это позорно, но весь народ – да-да, и патриции, и плебс! – утвердили проклятый закон почти единогласно.
– Где
– В Эзернии. Местами заседаний назначены римские или латинские колонии.
– Еще бы, куда же им еще сунуться!
Наступила тишина. Ни Мутил, ни Силон ни словом не обмолвились о войне, что встревожило Друза гораздо сильнее, чем если бы они обсуждали ее не таясь. Он знал, что вокруг плетутся заговоры, и угодил в безвыходное положение: Друз был слишком предан Риму, чтобы не выдать заговорщиков, прознай он о них, но одновременно дружба с Силоном препятствовала ему выпытывать что-либо о заговоре. Приходилось тщательно следить за каждым своим словом.
– Что ты нам предлагаешь предпринять? – спросил у него Мутил.
– Я уже сказал: приложить максимум усилий, чтобы смягчить удар. Убедить всех жителей римских и латинских колоний, безосновательно объявивших себя гражданами, в необходимости спасаться бегством. Им не захочется покидать обжитые места, но вы должны использовать всю силу убеждения! Если они останутся, их ждут истязание, штраф, поражение в правах и выселение.
– Но это же чушь! – вскричал Силон, сжимая кулаки. – Пойми, Марк Ливий, так называемых лжеграждан слишком много! Риму придется прикинуть, сколько у него объявится врагов, а уж потом действовать согласно новому закону. Одно дело – задать кнута италику здесь, италику там, и совсем другое – подвергнуть экзекуции целые деревни, не говоря уже о городах! Это безумие! Страна не покорится, клянусь!
Друз зажал ладонями уши и в отчаянии покачал головой:
– Не произноси таких слов, Квинт Поппедий! Умоляю, ни единого слова, которое я мог бы расценить как измену! Ведь я не перестал быть римлянином! Я здесь с одной целью: помочь тебе по мере сил. Не втягивай меня в предприятия, которые, как я искренне надеюсь, ни за что не принесут плодов. Лучше убери всех лжеграждан из мест, где их ждет разоблачение, если они не уйдут сами. Причем сделай это немедленно, пока они могут спасти хоть какие-то средства, вложенные в римском или латинском поселении. Неважно, что о причине их отъезда будут знать все до единого: главное, чтобы они оказались достаточно далеко, там, где до них не дотянуться. Вооруженных ополченцев слишком мало, к тому же они будут заняты охраной своих подопечных-судей; им недосуг кидаться в погоню. Тебе есть на что уповать: на традиционные колебания, которые охватывают Сенат всякий раз, когда речь идет о тратах. В сложившейся ситуации это тебе на руку. Уведи свой народ! И позаботься, чтобы италики уплатили все, что с них причитается. Никто не должен отказываться платить из-за вновь обретенного римского гражданства, если последнее подложно.
– Мы так и поступим, – молвил Мутил, который, будучи самнитом, знал, как беспощадно мстят римляне. – Мы уведем народ восвояси и станем приглядывать за ним.
– Хорошо, – успокоился Друз. – Уже одно это уменьшит число жертв. – Он опять заерзал на сиденье. – Мне нельзя здесь оставаться, я должен уехать до полудня и добраться до наступления темноты до Казина, где Ливию Друзу подобает находиться более, нежели в Бовиане. Там у меня по крайней мере есть земля.
– Так торопись! – воскликнул Силон. – Не хватало только, чтобы тебя обвинили в измене! Ты поступил с нами как истинный друг, и мы очень ценим это.
– Сейчас исчезну. – Друз нашел в себе силы улыбнуться. – Сперва дайте мне слово, что не станете уповать на войну, пока она не превратится в единственный мыслимый выход. Я еще не утратил надежду на мирное решение проблемы, тем более что в Сенате у меня нашлись влиятельные единомышленники. Гай Марий вернулся из поездки в дальние края; мой дядя Публий Рутилий Руф тоже принял вашу сторону. Клянусь, что вскоре постараюсь стать народным трибуном и уж тогда проведу через народное собрание закон о предоставлении равных прав всем жителям Италии. Сейчас из этого ничего не вышло бы: сперва надо добиться поддержки этой идеи в самом Риме, среди влиятельных людей, особенно в среде всадников. Вполне может обернуться так, что lex Licinia Mucia сослужит вам добрую службу. Мы считаем, что, разобравшись, к каким последствиям он ведет, многие римляне начнут с куда большей симпатией относиться к италикам. Конечно, нельзя не сожалеть о столь болезненном и дорогостоящем пути, однако на этом пути среди вас появятся герои, которыми вы будете гордиться. Поэтому я голосую «за».
Силон проводил его до коновязи. Друз забрался на свежего коня из конюшни Мутила; тут выяснилось, что он путешествует в одиночестве.
– Марк Ливий, ехать одному очень опасно! – всполошился Силон.
– А иметь попутчика, даже раба, и того опасней, – возразил Друз. – Люди любят судачить, а я не могу давать Цепиону повод обвинять меня в плетении заговоров в Бовиане.
– Даже при том, что никто из нас, предводителей италиков, не зарегистрировался как гражданин, я не смею сунуться в Рим, – проговорил Силон, глядя снизу вверх на Друза, голова которого украсилась нимбом от заслоненного солнца.
– Вот и не суйся, – усмехнулся Друз. – Ведь в нашем доме засел соглядатай.
– Юпитер! Ты распял его?
– На беду, мне приходится делить с ним, то есть с ней, кров: это моя девятилетняя племянница Сервилия, дочь Цепиона – вся в отца! – Лицо Друза налилось краской. – Выяснилось, что, когда ты гостил у нас в последний раз, она залезла в твою комнату – вот почему у Цепиона появились основания назвать Гая Папия одним из инициаторов массовой лжерегистрации! Можешь сообщить ему об этом, чтобы и он знал, как разделен Рим по вопросу об италиках. Нам следует добиться мирного объединения всех народов, населяющих полуостров. В противном случае ни Рим, ни италийские народы не смогут двигаться вперед.
– А ты не можешь отдать эту негодницу ее папаше? – спросил Силон.
– Он не желает принимать ее ни за какую цену – даже за предательство гостей моего дома, хотя она, наверное, надеялась, что после этого подвига он сменит гнев на милость. Я засадил ее под замок, но она все равно может сорваться с поводка и броситься к своему родителю. Так что лучше не показывайся вблизи Рима и моего дома. Если тебе понадобится срочно увидеться со мной, пошли записку, и мы встретимся в укромном месте.
– Согласен. – Уже занеся ладонь, чтобы хлопнуть скакуна Друза по спине, Силон вспомнил, что хотел сказать еще кое-что. – Передай от меня сердечный привет Ливии Друзе, Марку Порцию и, разумеется, дорогой Сервилии.
Друз посерел. Конь, повинуясь шлепку, поскакал прочь. Друз успел крикнуть через плечо:
– Она умерла! О, как мне ее недостает!
Quaestiones – чрезвычайные суды, созданные в соответствии с lex Licinia Mucia, начали работать в Риме, Сполетии, Козе, Фирме Пицене, Эзернии, Альбе Фуценции, Капуе, Регии, Луцерии, Пестуме и Брундизии; предполагалось, что, покончив с делами там, суды переберутся в другие центры. Суда не было только в Лации.