Битва за Степь. От неудач к победам
Шрифт:
– Но я боюсь не этого! Я боюсь захвата русскими Хивы, который может остаться нам неизвестным, а ведь всего через три-четыре месяца после выхода из Хивы враг может оказаться уже в Кабуле.
По залу заседаний пронесся стон ужаса, а лорд продолжал дожимать ситуацию:
– Не пугайтесь! Я убежден, что в этой кампании мы можем победить. Но нужно одержать победу до того, как враг достигнет Инда. Если 20 тысяч русских подойдут к Инду, схватка будет тяжелая. Поэтому мы должны предъявить Петербургу ультиматум, предупреждающий, что любое новое вторжение в Персию и в закаспийские ханства будет рассматриваться как враждебный акт!
Однако все воинственные предложения Эдварда Лоу были отвергнуты его коллегами по кабинету. Министры убеждали активного лорда:
– Не имея возможности начать войну, мы не видим способа подкрепить подобный ультиматум силой.
В ответ Лоу обвинил коллег чуть ли не в измене. Началась большая склока.
Пришлось встрять даже премьер-министру Веллингтону, давнему специалисту по Индии.
Я убежден, что русскую армию, наступающую к Индии через Афганистан или через Персию, легко можно разбить задолго до того, как она достигнет Инда, – несколько остудил премьер пыл своего министра-русофоба. – Если что-то меня беспокоит со стороны русских, то это возбуждающее воздействие на местное население, которое может оказать сама весть о приближении русской «освободительной» армии. По этой причине жизненно важным является уничтожение русских как можно дальше от индийских границ.
Как бы то ни было, но Веллингтон запросил карты путей, ведущих через Афганистан в Индию. К его удивлению, существующие карты оказались весьма примитивны и неточны, да и чертились они, основываясь большей частью на слухах.
Пригласив к себе Лоу, он поручил ему заняться данной проблемой.
– Вы инициировали данный вопрос, поэтому вам и карты в руки, причем как в переносном, так и в прямом смысле! – напутствовал премьер-министр лорда.
Надо отдать должное Эдварду Лоу, к поручению Веллингтона он отнесся со всей серьезностью. Вначале из всех возможных источников он кропотливо собирал военную, политическую, топографическую и коммерческую разведывательную информацию относительно окружающих Индию стран. Лорда интересовало все – от количества судов русской Каспийской флотилии до объема русско-бухарской торговли.
Он по крупицам собирал информацию о маршрутах русских караванов, их количестве и частоте отправления. Особо интересовал Лоу боевой потенциал Хивы и Бухары, Коканда и Кашгара, в силах ли будут они противостоять нападению русских.
При этом единственным источником реальной разведывательной информации являлся английский посол в Петербурге лорд Хейтсбери. Как оказалось, Хейтсбери перекупил одного из чиновников восточного отдела русского Министерства иностранных дел, который делал ему копии сверхсекретных документов. Эти копии диппочтой переправлялись в Лондон и попадали в руки Эдварда Лоу.
В конце концов, антирусская истерия замучила и Хейтсбери. В очередном письме своему адресату посол прямо написал, что Россия с военной и экономической точки зрения ближайшие десятилетия не в состоянии предпринять поход на Индию. В ответ оскорбленный Лоу публично обозвал посла законченным русофилом.
Явившись к Веллингтону, он заявил, что больше не доверяет документам Хейтсбери.
– Кому же тогда можно доверять? – удивился премьер-министр.
– Я должен получать информацию из первых рук, через своих собственных людей в Хиве и Бухаре! Действия одиночек ушли в прошлое со смертью Муркрофта. Теперь все должно измениться.
– Где же мы найдем вам столько квалифицированных агентов? – еще больше удивился Веллингтон.
– Множество амбициозных молодых офицеров индийской армии, разбирающихся в топографии, должны отправиться в нужные нам регионы Центральной Азии. Они будут наносить на карты перевалы и пустыни, прослеживать реки вплоть до их истоков, отмечать стратегически важные участки, выяснять, какие дороги пригодны для передвижения артиллерии, изучать языки и обычаи племен, а также стараться завоевать доверие и дружбу их правителей.
Глядя на вошедшего в раж Лоу, Веллингтон мысленно прикидывал, во что обойдется масштаб будущей разведывательной работы. Большая Игра разворачивалась всерьез.
Именно в то время, когда Эдвард Лоу взвалил на свои плечи тяжкую борьбу против российских козней, его личная жизнь превратилась в ад, где перепуталось все: измены, скандалы и разведка… Дело в том, что Лоу угораздило жениться на дочери английского адмирала Генри Дигби. Джейн Дигби была одной из самых неординарных женщин тогдашней Британии. Избалованная и взбалмошная красотка из невероятно богатой семьи (адмирал разбогател на призовых деньгах от захвата французских и испанских торговых судов) была весьма умна, прекрасно образованна, невероятно любвеобильна и склонна к авантюрам. Именно Джейн Дигби англичане считают родоначальницей современного гламура, немыслимого без сексуальных скандалов, оглушительных разводов и, конечно, без больших денег. Джейн было всего шестнадцать, когда ее в 1824 году выдали за перспективного молодого политика Лоу, считавшегося в свои 34 года восходящей звездой парламента.
Будучи влиятельным политиком, Эдвард имел обширные связи в дипломатических кругах. Поэтому в его доме часто бывали зарубежные дипломаты с женами. Особенно часто – австрийский посол граф Эстергази и русский посол граф Ливен. Супруги этих дипломатов и стали ближайшими подругами юной Джейн. Причем обе были значительно старше ее и не отличались добродетельным поведением. Про графиню Эстергази в Лондоне говорили, что она меняет любовников каждую неделю. А баронесса Доротея Ливен и вовсе являлась… резидентом русской разведки в Лондоне. Будучи родной сестрой шефа российской жандармерии Бенкендорфа, баронесса регулярно поставляла в Петербург сведения государственной важности. Разумеется, мадам Ливен весьма интересовала и разведывательная деятельность мужа ее молодой подруги.
Как и всякий разведчик, баронесса должна была постоянно налаживать новые контакты, что и делала без оглядки на общественную мораль. В Лондоне в те времена ходила шутка: «В мире нет ничего такого, о чем нельзя было бы договориться, включая ночь с мадам Ливен».
Надо ли говорить, что юная Джейн быстро переняла стиль поведения старших подруг, включая отношение к супружеской верности и склонность к эпатажу. Уже через два года после свадьбы она завела любовника… собственного кузена, а вскоре родила от любовника сына. Но это было только начало. В 1828 году на балу в российском посольстве баронесса Ливен целенаправленно познакомила молодую подругу с 27-летним австрийским атташе князем Шварценбергом – аристократом, талантливым разведчиком, который, ко всему прочему, умел «лечить молодых женщин наложением рук». С австрийцем Джейн изменяла мужу уже открыто. Любовники совершенно не заботились о конспирации, и вскоре о любовных похождениях леди Элленборо говорил весь высший свет. Появился даже термин – «элленбориана» как высший уровень сексуальной распущенности. От Шварценберга Джейн родила еще двух детей. В довершение всего Джейн угораздило назначить свидание в доме, хозяйка которого являлась любовницей ее мужа. Что касается Эдварда Лоу, то он, сколько мог, закрывал глаза на похождения своей жены. Но когда все стало слишком скандально, пришлось разводиться.
Развод члена палаты лордов был далеко не ординарным мероприятием, по закону дело должно было слушаться… обеими палатами парламента. Слушания были открытыми, и скандал принял общенациональный масштаб. В 1829 году вся пресса страны писала о разводе четы Элленборо, причем смачной фактуры было более чем достаточно. На страницы попадали откровения свидетелей. Слуга из гостиницы, где происходили измены, сообщал судье: «Я услышал, как они целуются, а затем услышал шум, который убедил меня, что за дверью имеет место акт сожительства». Не менее интересными были показания соседа князя с Харлей-стрит, который видел, как в окне напротив Феликс Шварценберг зашнуровывал корсет Джейн. В газетах немедленно появилась карикатура, изображающая эту сцену, с подписью: «Невинное занятие заграничных князей – шнуровка корсетов». Впрочем, сами виновники скандала в это время были уже в Париже.