Битва
Шрифт:
Мы встали напротив её камеры, глядя на неё и не говоря ни слова. Она попыталась привстать с каменного ложа, но свалилась назад — на неё ещё и ошейник был надет, от которого цепь вела к стене. И не простой ошейник — рунный, наверняка для того, чтобы её смирять можно было.
— Кто вы? — разлепив сухие губы, спросила вампирша.
— Неважно, — ответила Лари. — Кто ты?
— А это разве теперь важно? — невесело усмехнулась та. — Узник. Не знаю чей, не знаю зачем.
— Как ты сюда попала? И откуда? — спросил я.
Вампирша помолчала пару секунд, затем пожала плечами, как будто говоря: «Да что теперь терять?» — и сказала:
— Я из Царицына. У нас там было гнездо. Но как оказалась здесь — не спрашивайте, понятия не имею. Очнулась на каком-то столе, голая и привязанная. Потом мне дали эту одежду… — раздражённо тряхнула полой балахона, — и приволокли сюда, приковали.
— Давно?
— Не знаю, — пожала та плечами. — Здесь нет времени. Раз давали кровь, совсем немного. Не хотят, чтобы мы ослабели окончательно, наверное. Но и стать сильнее не дают, посмотрите на остальных.
— Кого ты видела?
— Слуг, в масках. И колдуна, очень сильного, даже страшно стало.
Вот это уже интересней. Мы тут, знаете ли, одного колдуна разыскиваем — сильного, аж страшно.
— Расскажи о нём.
Она чуть улыбнулась:
— Зачем? Разве вы меня отпустите? Если я не ошибаюсь, у господина на шее бляха охотника: я для него добыча.
Она не сказала «мы», она сказала «я». Всё верно: вампиры без гнезда неспособны думать о ком-нибудь, кроме себя самого.
— Отпустим, почему нет? — пожала плечами Лари. — Вампиром больше, вампиром меньше…
— Отпустим, — кивнул я. — Мы не за тобой пришли. Правда, выбираться будешь отсюда сама, помочь ничем не сможем. У нас свои дела.
— А это?
Тонкие, бледные пальцы вампира коснулись ошейника. Тот откликнулся едва заметной магической вспышкой. Явно модификация обычного рабского ошейника, только не душит, а что-то другое делает. Для нашей колдуньи — раз пальцами щёлкнуть.
Я обернулся к Маше, жестом пригласил подойти, что она и сделала. Показав через решётку на ошейник, я спросил её:
— Сломать сможешь?
— А стоит? — с сомнением протянула она.
— Ну, решётку же мы не открываем, — пожал я плечами с показным равнодушием. — Не договоримся — пусть дальше сидит, уже без ошейника. Решётка крепкая, замки надёжные, открыть всё равно не сумеет.
— Думаешь? Ну ладно.
Хлопок в ладони — и тот для внешнего эффекта, — краткое заклинание, луч Силы — и толстый ошейник со звоном осыпался на пол. Старая бронза разлетелась на куски как стекло под молотком. Вампирша испуганно подпрыгнула, схватилась за шею, но быстро успокоилась и с подчёркнутой благодарностью поклонилась Маше:
— Благодарю.
— Без проблем, — ответила колдунья. — А теперь говори, а то останешься в клетке.
Вампирша сделала шаг к решётке, оплела её ржавые прутья пальцами.
— Выход там. — Рука в широком рукаве просунулась между прутьями и указала куда-то в темноту. — Нас приводят оттуда. Там лестница, за ней стальная дверь. За дверью охранники. Потом ещё одна дверь, за которой круглый зал с несколькими комнатами. Я была только в одной, она похожа на камеру пыток, но это не она. Там чувствуется Сила. Много Силы.
— Что про колдуна? — задал я самый важный вопрос.
— Сильный. Из пришлых. Худой, спокойный, даже равнодушный. Он осмотрел меня, сказал «годится», после чего меня увели в камеру. Больше ничего не знаю.
Пантелей. Точно он, всё совпадает. И интерес к вампирам, и то, что она из Царицына, и вообще всё. Нельзя так ошибиться — он это. Только бы в замке был, не уехал никуда. Обидно будет разминуться. О том, что может случиться с нами, если мы не разминёмся, думать не хотелось.
— С того раза его ещё видела? Здесь он сейчас?
— Откуда мне знать? Заперли меня — и забыли.
— Женщину молодую не видела? — спросила Маша. — Молодая, худая, высокая, длинные светлые волосы.
— Нет, никого больше не видела, — покачала головой вампирша.
— Вас так и держат здесь? — опять вступил я в разговор.
— Иногда уводят. Слуги эти самые. Обратно никто не возвращается.
— Слуги — люди?
— Нет, — слегка усмехнулась она. — Когда меня сюда тащили вдвоём, я даже брыкнуться не могла. А их двое было. Сами подумайте, смогли бы люди? Да и вообще они какие-то странные.
— Чем?
— Тяжёлые очень, — задумчиво сказала вампирша, прищурившись и словно анализируя впечатления. — Я одного оттолкнуть ухитрилась что есть сил, а он только на пару шагов отступил. И такое впечатление было, что статую толкаю.
После этих слов Маша, Лари и я дружно переглянулись. Что-то это всё очень напоминает. А Маше так особенно.
— Ну что, откроете дверь? — нетерпеливо спросила пленница, побарабанив пальцами по прутьям решётки.
Затянутая в чёрную перчатку рука Лари метнулась к ней, вцепившись в волосы, вдавила лицом в решётку, причём ловко так, как раз меж двух знаков Солнца. На палец в сторону — и ожог до конца вечной жизни. Черты красивого лица снова заострились, показались клыки, засветились глаза. В голосе опять послышалось сдержанное рычание:
— Если хоть шаг сделаешь без разрешения — отрежу голову. Поняла?
С последними словами Лари так сильно прижала жертву к прутьям, что я даже слегка испугался за её лицевые кости. А та заметно перетрусила, что для вампиров совсем не характерно. Почуяла силу. Ничего, ей полезно. Отпускать всё равно придётся, раз обещано: за обещаниями боги следят, — но вампиры такой народ подлый, что доверять ей страшновато. Души нет, внутри пустота, могут что угодно сотворить.
— Да поняла я, поняла! — аж взвизгнула вампирша, стараясь вырваться и понимая, что не получается.