Битва
Шрифт:
– Основания? – повернулся к нему Толкачёв.
– Прогуливался я в том районе месяца два-три назад и, кажется, доходный дом видел.
Мойка была длинной и пересекала весь центр города: от Инженерного замка, любимого туристами и горожанами Чижика-Пыжика до впадения в Неву. На тщательный осмотр может уйти не один день. В другое время Володя порадовался бы речной прогулке. Но сейчас осень, прохладно, если не сказать – холодно, от реки сыростью тянет. А провести на катере предстоит не один час. Чёрт, знал бы, курточку посерьёзнее надел,
Ехали на двух машинах – микроавтобусе и легковушке. Людей набралось много, человек десять-двенадцать.
Когда они прибыли к мосту, Володя предложил:
– А если попробовать ускорить поиски?
Подполковник и его сотрудники в недоумении обернулись к Володе.
– Катер будет искать пробку недалеко от швартовочного кольца, я же проеду на машине. Если увижу доходный дом, то, скорее всего, контейнер – сто метров плюс-минус – будет там.
– Толково. Гнибеда, езжай с Соколовым.
Оперативники проводили их завистливыми взглядами. В машине тепло, не то что в открытом катере.
Ехали медленно, впрочем, быстро и не получилось бы из-за пробок.
Володя сидел на переднем сиденье, рядом с водителем, и осматривал дома.
Минута шла за минутой, и они уже добрались до Красного моста, когда Володя сказал:
– Стоп! Вот это здание, похоже.
– Похоже или то?
– Василий Лукич, спроси что полегче, ведь я видел его не своими глазами.
– Понял.
По карманной рации Гнибеда связался с Толкачёвым.
– Ждите.
Вскоре к микроавтобусу подъехала легковушка и почти одновременно – катер. Пассажиры в нём были забрызганы водой и ёжились от ветра.
– С какой стороны реки дом был виден?
– С противоположной.
Подполковник отдал команду по рации, и катер, описав дугу, развернулся. Находящиеся на нём оперативники дружно начали рассматривать воду. Все они были в гражданской одежде и постороннего внимания не привлекали.
Они уже прошли вдоль правого берега Мойки, но никаких пробок на воде не увидели, о чём и доложили по рации.
Толкачёв приказал обследовать левый берег, и метров через сто старший доложил:
– Видим пробку, течением её не сносит. И причальное кольцо почти напротив.
– Осторожно поднимите пробку, сейчас будем.
Машинам пришлось сделать круг. Они проехали по Красному мосту, по набережной – до Синего, к месту остановки катера, – движение по набережным было односторонним. Из машин вышли все и столпились у парапета.
– Тяни, – сказал сверху Толкачёв.
Внизу, метрах в трёх, на волне покачивался катер. За пробкой тянулась леска, потом показалась капроновая верёвка – она от воды не гниёт. Выбрали свободный ход.
– Что-то тяжёлое внизу, – предупредил оперативник.
– Вдвоём тяните.
Фал начали выбирать, и на поверхности показался контейнер. Его сразу подхватили несколько человек и втащили на борт.
– Он? – Толкачёв был в нетерпении.
Контейнер был облеплен
Рулевой достал из рундука ветошь и обтёр ею контейнер.
– Он! – вырвалось у нескольких человек сразу – чётко была видна маркировка.
– Везите его катером на базу, вызывайте химиков.
Следы пальцев, даже если они были, уничтожила вода и грязь.
Машины вернулись в управление. Едва добрались, пискнула рация.
– Двадцать первый, в контейнере то, что искали, – доложил оперативник.
– Добро, отбой. – Толкачёв выключил рацию. – Третий снаряд обнаружен, а на главаря выйти не можем. А главное – последний снаряд где?
Почему-то все оперативники посмотрели на Володю. Он что, Дед Мороз? Что мог, сделал, из рукава козырный туз не вытащит.
– Я попробую ещё поработать с Зелимханом, – ответил Володя, – но только не сегодня. Поздно уже, устал я, а у меня завтра операционный день.
Толкачёв вышел из-за стола и пожал Володе руку:
– Спасибо за неоценимую помощь! Вас отвезут. До свидания.
Пока они доехали до дома, уже стемнело, и Володя, поднявшись к себе в квартиру, поужинал. Ну и что, плевать, что поздно. Лучше лечь спать сытым, чем полночи слушать, как недовольно бурчит пустой желудок.
Володя провалился в глубокий сон. Ему показалось, только голову к подушке приклонил, а уже будильник пиликает. Обычно он просыпался сам, за несколько минут до будильника – сказывалась многолетняя привычка.
В клинике сразу навалились проблемы. У Катренко из пятой палаты на второй день после операции поднялась температура; в седьмую палату поступил новый пациент с острым животом, и надо было срочно проводить обследование и решать, укладывать ли его на операционный стол или использовать консервативную терапию и понаблюдать.
Ординатор Лёшка, глядя на Володю, заметил:
– Что-то в последнее время ты изменился, Володя. Осунулся как-то, ни с кем не разговариваешь. Дома стряслось что-нибудь?
– Что у меня может произойти, Алексей? Жены нет, поругаться не с кем. И детей в ближайший год не предвидится.
– Не заболел часом?
– Типун тебе на язык.
Лёшка обиженно уткнулся в истории болезней: у врачей писанины много. Любые действия или назначения записать надо, и не столько для себя, сколько для проверяющих. А контролёров с каждым годом становилось всё больше. Известное дело, проверять легче и проще, чем работать, исходя из постулата «Кто не работает, тот не ошибается». Врачу иной раз и головы поднять некогда. На амбулаторном приёме по приказам Минздрава на каждого пациента отводится десять минут. Как реально за это время можно опросить, осмотреть его и выписать рецепты, когда иной дедушка эти злосчастные десять минут только раздеваться будет? Но никого из проверяющих не интересует, насколько качественно доктор лечит. Главное, чтобы бумаги соответствовали.