Битвы за корону. Три Федора
Шрифт:
– И не кажется ли, что негоже Федору Борисовичу останавливаться на расстоянии полета стрелы от ханского шатра и, спешившись, идти к хану оставшуюся часть пути? – перешел я к следующему вопросу. – Как ни крути, а унижение.
На сей раз Фарид-мурза заупрямился не на шутку, не желая уступать ни сантиметра. И дался ему этот полет стрелы! Пришлось прибегнуть к аргументам, так сказать, личного характера, и напомнить, что Годунов – брат невесты Кызы-Гирея, а она, как сказал сын хана Тохтамыш, со временем может стать и улу-султани, а там, кто знает, и всевластной ана-беим. Заодно напомнил и о прецеденте, которому минуло всего полсотни лет. Дескать, и у великого османского султана Сулеймана Роксолана поначалу вовсе была наложницей, а впоследствии стала-таки его женой, да не простой, а любимой. И именно ее сын Селим после смерти отца сменил его на троне.
И вопрос в лоб:
– Женщины – они злопамятны. Не боишься, что Ксения Борисовна затаит обиду, а когда придет ее время, отомстит тебе за унижение брата? А, кроме того, титул Федора Борисовича тоже весом и ничуть не ниже титула самого Кызы-Гирея. Выходит, унижая его, хан тем самым отчасти унизит и себя.
Фарид-мурза задумчиво потер свой змеевидный шрам и неуверенно спросил:
– И что предлагает князь?
– Во-первых, сократим расстояние до самого шатра. Вполне достаточно, если Федор Борисович спешится в трех десятках саженей от него. А во-вторых, когда он направится к Кызы-Гирею, пускай и тот пойдет ему навстречу. Да, не сразу, чуть погодя, чтобы ему досталась одна треть пути, но пойдет. И сопровождать нашего государя должен не только я, но и два его десятка телохранителей, несущих в руках самые богатые дары, предназначенные исключительно для хана. Разумеется, они приотстанут на почтительное расстояние, но следовать за нами должны. Тогда все будет выглядеть совершенно иначе: наш государь, как младший летами, выказывает почет и уважение старшему по возрасту. Почет и уважение, – медленно повторил я, – но никак не унизительную покорность. Думаю, и калга-султан, как будущий правитель могучего Крымского государства, согласится со мной, – и я вопросительно уставился на наследника престола.
Тохтамыш внимательно выслушал Языкова, чуть поколебался, и вторично выдавил:
– Пусть будет.
Попытался я и настоять на ином порядке следования к татарскому лагерю. Мол, надлежит всех гостей пропустить вперед, то есть и три наши сотни, и телеги с приданым, а их сотня охраны останется в хвосте, замыкающей наш поезд. Фарид-мурза вновь заупрямился, но я стоял на своем недолго и быстренько сдался, успев ему уступить, поскольку… именно этого и хотел, ни в коем случае не желая подпускать татар к телегам. Заодно дал им возможность хоть в чем-то настоять на своем.
Вот так я полегоньку да помаленьку переиначил всю церемонию встречи, прибегая то к логике, то к эмоциям, а в крайнем случае взывая к великодушию Тохтамыша. Ой как мальчик охотно и легко поддавался на очередное слабо. Такого брать на понт – милое дело, но я старался не злоупотреблять, воздействовав на него таким образом еще три раза.
Первый, когда мы обсуждали церемонию следования. Я настаивал, что телеги с «приданым» до предъявления их хану надлежит сопровождать моим людям, дабы оттуда не пропало ни полушки. Вот передадим, тогда пускай Кызы распоряжается им как угодно, но до тех пор за его сохранность должны отвечать мои люди. Так надежнее.
Второй раз это случилось, когда встал вопрос об оружии. Именно после очередного гневного выкрика калги-султана «Пусть будет!» (больше слов по-русски он, наверное, не знал), мы договорились, что пищали с собой мои гвардейцы возьмут, но разряженные, и повезут их на отдельных телегах. Разумеется, никаких зажженных фитилей в руках у моих людей.
А в третий я обратился к калге-султану, когда заявил, что для вящего почета сопровождать нашего государя в пути от Скородома до хана надлежит его сыну. Разумеется, если он не боится. И очередной усмешливый взгляд в сторону Тохтамыша. Фарид-мурза не успел ничего сказать, ибо калга-султан, едва выслушав Палицына, торопливо выкрикнул:
– Пусть будет!
Перед заключительной частью Годунов вернулся (как-то негоже трапезничать без государя), но в основном помалкивал. Некогда ему было – пил он, и пил много, кубок за кубком. Пил и не пьянел, хотя по всему видно – хотел налакаться.
Я не препятствовал. Помощи мне сейчас от него никакой, а если почует неладное, непременно возмутится. Он и без того поглядывает на меня с явным подозрением. И это невзирая на мою мрачную физиономию, в довесок к которой я время от времени добавлял соответствующую реплику. Один раз даже откровенно посетовал, что они меня переиграли. Мол, я хотел выторговать на гривну, а получилось от силы на полушку. Ну и попросил передать мое искреннее восхищение Кызы-Гирею, сумевшему выбрать для переговоров столь умудренных мужей.
А под самый конец, якобы не сдержавшись, я упрекнул их, что, дескать, негоже воевать не по правилам. Или нападения исподтишка, да еще на женщин, в порядке вещей? Мой намек на их налет на Вардейку они поняли хорошо, но отмазались виртуозно.
– Я слышал как-то от одного пленного фрязина, что победитель всегда прав, – уклончиво заметил Хаджи-бей.
– В войне правил не существует вовсе, – ядовито уточнил Фарид-мурза.
– И так же считает великий Кызы-Гирей? – хладнокровно осведомился я.
– Это понятно и глупцу, коли хан сам повелел послать в тот городок славного Араслан Дивея, – надменно передернул плечами Фарид-мурза.
– И я не воевал с женщинами, но лишь с их охраной, – тут же встрял тот, явно раздраженный намеком на неблагородное поведение.
– Пусть будет! – не совсем к месту выдал в последний раз за сегодняшний день Тохтамыш.
Я сокрушенно развел руками, показывая, что против таких аргументов, особенно последнего, я бессилен. Пусть ребятки лишний раз порадуются, как они ловко обстряпали дельце. Ничего, ничего. Авось, послезавтра мне удастся процитировать им все их слова. Возможно, со своими комментариями. А пока…. Пока мне оставалось горестно вздохнуть и с сумрачным видом залпом опрокинуть в себя очередной кубок, благо, Дубец, помня мои инструкции, наполнял его от силы до половины. Да и доливать частенько «забывал».
О том, что моя авантюра может закончиться неудачей, я не думал, хотя такую возможность допускал. Но не отказываться же мне от задуманного, особенно если учесть, что, проявив покорство, ни я, ни Годунов, ни Ксения ничегошеньки от этого не выгадывали. Меня и Федора все равно ждала смерть, ибо глупо рассчитывать, что его убьют, а меня оставят в живых. Как бы не первым отравят. А от чего именно помирать – то ли от острого кола, то ли от смертного зелья – один чёрт. С Ксенией тоже никаких изменений – хуже гарема ей ничего не светит.
Ах да, оставался еще один человек – Мнишковна. Но в любом случае ее жизни, на мой взгляд, при все равно ничего не угрожало. Правда, в случае моей неудачи, Кызы скорее всего, ни за что не отпустит главную заложницу возле наших южных рубежей, следовательно, ей не миновать катить до самого Бахчисарая. А ее шансы занять царский трон с каждым месяцем, проведенным в Крымском ханстве, станут уменьшаться в геометрической прогрессии. Но и это, если призадуматься, Руси на руку. Кого бы не избрали на освободившийся престол, пускай даже и Романова, все лучше, чем доверять правление православной страной тайной католичке.