Битвы за корону. Три Федора
Шрифт:
…Когда я, управившись со всем, отправился в Скородом на встречу со своими людьми, меня сопровождал колокольный звон, собирающий народ на вечернее богослужение. Но мне не до молитв. Предстояло самое главное, ибо остальное было лишь прелюдией….
Глава 32. Кому идти на смерть
Слободы вблизи Чертольских и Арбатских ворот опустели – сработал слух – но не совсем и не все. Памятуя мой наказ, даденный еще перед отъездом в Кремль, одну из них, располагавшуюся возле Ситцева Вражка, где размещались швецы, трудившиеся на государев двор, оцепили, удержав на месте. Впрочем, кое-кто, махнув рукой, остался и в других слободах. Ими я занялся, велев объявить, что государь, заботясь о своих людишках – слободы-то «белые», дворцовые – повелел выселить всех, разместив за Неглинной. А пока две сотни второго полка шерстили по избам, выпроваживая остатки населения, я устроил совещание с командиром первого гвардейского полка Долматом Мичурой и всеми его сотниками.
Сидели мы в просторной трапезной Зачатьевской обители, монахов из которой я велел переселить днем, раскидав по соседним монастырям. О том, какие условия выставили татары, я не говорил – их и так знали, а потому сразу обрисовал мрачные перспективы Годунова и его сестры в случае покорного выполнения всех татарских требований. Про Мнишковну не упоминал вовсе, пока Мичура сам меня о ней не спросил. Пришлось пояснить, что шансов на выживание у нее гораздо больше. По всей видимости хан сдержит свое слово и, добравшись до границы своих владений, действительно отпустит ее обратно в Москву.
И без того невеселые лица сотников от такого сообщения помрачнели еще больше – наияснейшую мои гвардейцы не любили. Вначале, скорее всего, из солидарности со мной. Хотя я и не произнес в их присутствии ни единого худого слова в ее адрес, но они все равно чуяли мое отношение к ней. Ну а позже, после того, как меня удалили из Москвы, они справедливо сочли ее основной виновницей и окончательно возненавидели.
Вот и сейчас у порывистого Самохи вырвалось:
– Лучше б наоборот.
– Ты, парень, того, – проворчал Кропот. – Следи за языком-то, не то укоротят и князь не подсобит, – но и сам, не выдержав, заметил: – Хотя кой-кому, чтоб ума да вежести поднабраться, гарем и впрямь бы не помешал.
Усмешливый Звонец, очевидно представив там гордую полячку, тотчас весело фыркнул, а я мечтательно вздохнул, подумав, как прекрасна была бы Марина… в парандже. Или в чадре. А лучше и в том и другом.
– А ну, погодьте с гаремом, а то раскудахтались почем зря, – угомонил начинающееся веселье Мичура и проницательно уставился на меня. – Ты ж, князь, нас сюда собрал не слезы лить. Коль зришь спасение для государя, сказывай. И не сумневайся – чего от нас зависит, все сполним, не подведем.
Я пояснил, что единственный выход спасти Годунова – вытащить из лап крымчаков обеих пленниц. Но это само по себе – гиблое дело, если мы не захватим в заложники… самого Кызы-Гирея, и в общих чертах обрисовал свою задумку.
Сотники, едва выслушав меня, одобрительно загудели. Мол, это по-нашему, по гвардейски. На меня смотрели так, словно я успел провернуть свою затею, причем успешно. А когда я добавил, что в идеале надо заодно захватить и его сына Тохтамыша – тогда хан непременно станет посговорчивее, то не обошлось и без восторженных восклицаний.
Но придумать и осуществить на деле – две больших разницы, о чем не преминул заметить Долмат Мичура. Чересчур велик риск – войско-то какое у хана могучее.
– И впрямь велик, – согласился я. – И войско, спору нет, огромное. Но возможность имеется. Смотрите сюда.
И я выложил на стол карту, нарисованную мною со слов Галчонка. На ней были указаны, где находится шатер Кызы и два соседних, с Ксенией и Мариной, и где размещена ханская гвардия. Разумеется, была и привязка к местности, то есть с одной стороны от шатра я изобразил нитку Москвы-реки. Именно в этом месте она как раз делала легкий изгиб. Таким образом благодаря ей наша задача существенно облегчалась – предстояло взять шатры не в кольцо, а очертить вокруг них полукруг, да и то неполный – правый берег весьма крут и со стороны реки подняться по откосу вверх у татар не выйдет.
Чем очертить? Разумеется, телегами с выкупом. Шестьдесят телег – это примерно сто пятьдесят саженей – хватит вполне. После захвата заложников занимаем за ними и под ними оборону и начинаем переговоры о беспрепятственном пропуске всех нас до городских стен.
Вопросов было много. К примеру, откуда я взял карту и насколько она точна. Галчонка я выдавать не стал, вместо того намекнув на тайного лазутчика в татарском стане. Касаемо ее точности у меня самого имелись сомнения. Нет, глаз у Галчонка верный, точный, но ханская гвардия пока располагалась гораздо ближе к шатрам. Поэтому я передал наказ для Ксении, чтобы она завтра поутру пожаловалась Кызы-Гирею на громкий шум-гам, из-за чего она всю ночь не могла сомкнуть глаз, и попросить удалить своих воинов от их шатров хотя бы сотни на две саженей, а это чуть ли не четыреста метров. Должен хан прислушаться к ее просьбе и пускай не на две, но на сотню отодвинет. Если сплюсовать с имеющимися двадцатью все равно получится отлично: две с половиной сотни метров. Достаточно очертить эту опустевшую полосу нашими телегами и все три шатра окажутся отсечены нами от воинского стана.
– Опасно это для Федора Борисовича, – нахмурившись, покачал головой Мичура. – Ну как татары, не разобравшись по первости, стрельбу затеют, а телохранители к тому времени не поспеют государя закрыть? Хан ладно, пес с ним, собаке собачья смерть, а ежели в Годунова стрела угодит, тогда как быть?
Я поморщился. Поневоле вспомнились слова пророчицы. Да и как их не вспомнить, когда они то и дело сбываются. И последнее подтверждение тому я получил буквально за полчаса до того, как отправиться в Скородом. Прибыл монах из Троице-Сергиевской обители, известивший, что взяли ее крымчаки. Налет произошел тогда же, когда и на Вардейку, рано поутру. Замаскировав свой отряд под видом обычного обоза, сотня татар проникла вовнутрь, смяла стражу у ворот и… распотешилась вволю.
А мне, едва я услышал его горестный рассказ, припомнился долг, который я вернул настоятелю Иоасафу. Денежки-то были те самые, Ивана Грозного. Правда, я намекнул архимандриту о том, что добыты они царем неправедно, грабежами Эстляндии, потому надо провести над ними какой-нибудь молебен, дабы очистить их от крови, но…. Как я вскользь, осторожненько, выяснил у уцелевшего монаха, забыл о моей рекомендации старец, не провел никакого молебна, вот и сработало заклятье.
Совпадение? Навряд ли, слишком много их за последние дни. Ладно, полусотня гвардейцев. В конце концов, вместе с нею погибли и еще три, этих сокровищ в глаза не видевшие. Такое действительно можно списать на простое совпадение. А вот князь Хворостинин…. Всего пять легких ранений получил отряд, обстрелянный на Яузе, зато Иван Андреевич доселе неизвестно – выживет или нет. Ну и Троицкая обитель. Изо всех подмосковных монастырей именно у него были самые крепкие стены, да и расположен он куда дальше остальных от Москвы. И поди ж ты, ни в один не ворвались татары, даже в те, у коих деревянные укрепления, а в Троицкий….
Получалось, действует проклятье, причем безотказно, и теперь из тех, кто доставал сокровища, оставался в живых лишь я и… самые близкие мне люди, которых, согласно предостережению пророчицы, проклятье не минует. И одного из этих близких я сам, своей рукой, собирался завтра поставить в смертельно опасные условия. На миг у меня мелькнула мысль пока не поздно отказаться от своей авантюрной затеи. И отказался бы, если б не был уверен в том, что Годунова живым из Бахчисарая не выпустят. Значит, придется рисковать.