Битые козыри
Шрифт:
Кокер, взявший на себя труд просмотреть перечень банкиров, промышленников, крупных держателей акций и прочих бизнесменов, даже получил удовольствие от проделанной работы. Большинство фамилий, которые появлялись на экране вместе с короткими сопроводительными справками биографического характера, он или никогда не слыхал, или прочно забыл. Поэтому с легкой душой выкрикивал: «Убрать!» А когда вспыхивали знакомые по далеким временам имена конкурентов, не раз наносивших удар в спину, Сэм VI уже не кричал, а вопил: «К черту!» Хотя самого конкурента
Длительные споры между Торном и Боулзом шли, когда вступали в соперничество списки разных категорий. Хотя Торн смутно представлял себе, как будут работать на опустошенной Земле представители науки и техники, но он резонно полагал, что именно им предстоит сыграть решающую роль в восстановлении цивилизации. Из их числа и выбирал он членов будущего правительства.
— Для чего вам все эти военные, которых вы включили? — спрашивал он Боулза. — Какие еще будут войны? Кому понадобится вся ваша стратегия?
— Войны будут всегда, Дэви. Никто не знает, как поведут себя те орды, которые останутся.
Боулз уже укомплектовал состав генерального штаба единой глобальной армии, которая будет пресекать всякую крамолу в самом зачатке и обеспечит надлежащий порядок на многие века. В его списке нашли место представители всех родов оружия, мастера разведки и полицейской службы. Был даже один из руководителей тюремного ведомства. Все они, как и родственники Кокера, приглашались с женами и детьми. Нельзя было допустить, чтобы у этой категории гостей осталось чувство горечи после окончания «Прополки».
С учеными было проще. Каждый из отобранных должен был прибыть на празднество без всяких семейных нагрузок. Торн пытался доказывать, что творческие работники, потерявшие свои семьи, вряд ли будут с усердием трудиться над созданием нового порядка на старой Земле.
— Поставьте себя на их место, генерал, — призывал он Боулза. — Что бы испытали вы, если бы, вернувшись с юбилея, узнали, что никого из ваших близких нет в живых? Был бы у вас стимул для творчества?
Боулзу ни разу в жизни не приходилось ставить себя на чье-либо место и представлять себе чужие чувства. Более нелепого занятия, по его мнению, придумать было нельзя.
— Появится стимул, Дэви, появится, — успокаивал он Торна. — Сколько можно переживать? Твоим высоколобым больше ничего и не останется, как работать.
— Но есть такие люди, о которых я твердо могу сказать, что они либо сойдут с ума, либо покончат с собой, и никакой пользы от них мы не получим.
— А таких и приглашать не нужно. Если твердо уверен, вычеркивай.
— Нельзя их вычеркивать, генерал! Это самые светлые умы нашего времени. Они будут незаменимы.
— Если незаменимы — оставь. Но без семей. Пойми, что у нас нет ни одного лишнего места.
Вообще с родственниками хлопот было много. Оказалось, не так-то просто убедить многих нужных людей привезти с собой все свое потомство. Они считали такое предложение очередным чудачеством спятившего Сэма и вовсе не собирались тащить с собой в космос грудных детей. И со взрослыми детьми было не легче. Одни давно исчезли из поля зрения родителей и кочевали с разными шайками, затерявшимися в миллиардных стадах неприкаянных людей. Другие издевались над самой затеей юбилея и наотрез отказывались в ней участвовать.
Была и другая немалочисленная группа гостей, которая предпочитала вместо сыновей и дочек привезти в Кокервиль любимых кошек, собачек и даже монстров, втайне приобретенных у «Джилстона».
Разумеется, все можно было бы уладить, введя каждого приглашенного в курс операции и дав ему понять, что он получает единственный шанс уцелеть в неизбежной катастрофе. Но об этом нечего было и думать. Решение штаба «Прополки» было категорическим: ни одному человеку ни малейшего намека! Ни до, ни во время, ни после операции никто не должен знать правды.
— Когда все кончится, все равно узнают, с чего началось, — не без тревоги говорил Торн. — И смысл юбилея прояснится.
— Никто ничего не узнает, — твердил Боулз. — Вернее, узнают ту правду, которая нам нужна: мы подверглись нападению, и нам пришлось отбиваться. А сомневаться в этом будет некому.
— Историки и не такое раскапывали.
— Какие историки, — расхохотался Боулз. — От них и пыли не останется. И науки такой больше не будет. Уверяю тебя. Никаких этих идиотских раскопок, ковыряния в прошлом. Никому это не нужно. Со всеми эти ми бездельниками, которые собирают черепки, разбитые черт те когда, с разными сочинителями глупых теорий будет покончено навсегда.
— Навсегда! — удостоверял Кокер.
Торн все еще не мог привыкнуть к таким рассуждениям Боулза, видевшего будущий мир во всех подробностях. Иногда возвращалась мысль, что все эти планы — бред одного взбесившегося генерала. Но имена других генералов, находившихся на правительственной службе, генералов, связанных с Боулзом и обеспечивавших успех «Прополки», деловитость составленных графиков, несметные деньги, уже потраченные на подготовку, заставляли его верить в реальность происходящего. Он даже уговорил себя, что такой, хорошо организованный катаклизм неизбежен и в какой-то мере целесообразен. Но считал своим долгом спасти все, что ему представлялось необходимым для возрождения цивилизованного общества.
Чем ближе становился список гостей к нужной цифре, тем труднее было его сокращать. Пришлось пожертвовать даже некоторыми родственниками Кокера. Впрочем, эту жертву предложил он сам, Когда Боулз сказал, что собирается вычеркнуть несколько медицинских светил, Кокер возмутился:
— Их не трогай, Том! Без них я не доживу до своего двухсотлетия.
— Ничего нельзя сделать, Сэм, нет мест.
— Выкинь других. Кого хочешь, только не этих. Посмотри-ка лучше список моего потомства. По-моему, ту да пролезло много дерьмовых людей.