Бизнес есть бизнес. 60 правдивых историй о том, как простые люди начали свое дело и преуспели
Шрифт:
– О, это интересно,– оживляется Соколов.– Санэпидемстанция сначала говорит, что ничего нельзя. Ничего, никогда и нигде. И ни за что. Что мы делаем? Нет, мы не даем взяток. Мы держим драматическую паузу. Потом набираем воздух в легкие и рассказываем, как наш бизнес нужен людям, как он нужен городу, потому что мы избавляем город от множества вещей, которые кажутся хламом, помогаем пенсионерам и прочее. Тут главное – красноречие. Потом надо взять чиновницу в оборот, привезти в магазин и продемонстрировать то, чем мы занимаемся. И они немедленно начинают нас любить и нам помогать.
ИССКУСТВО ПРАГМАТИЗМА
– Умеете работать с людьми?
– С людьми иногда сложнее, чем с любыми властями,– вздыхает Соколов.– Бывают жуткие скандалы. Слезы, страхи и жалобы. Человек хочет избавиться отрухляди, которая ему не нужна, а при этом все равно смотрит на тебя так, будто ты пришел его грабить. И потом говорит: «Ой, мне проще выбросить!» Конечно, проходит еще какое-то время, и выясняется, что выбросить не проще, а сложнее. Потому что легче продать, чем потратиться на машину, которая этот шкаф вывезет и утилизирует. Поэтому мы себя позиционируем как такую городскую службу, которая помогает людям избавиться от ненужных им вещей, да еще и деньги им за это платит.
– Ну а как же ревность? – спрашиваю я.– Неужто не жалко родного-то? Вот один мой друг, пианист, давно эмигрировавший и живущий сейчас в Голландии, десять лет назад покупал в Москве рояль. Приехал специально из Амстердама за ним, уж очень хороший был рояль, Steinway. Он пришел его забирать, уже приехала машина, грузчики поднялись наверх, и в последний момент хозяйка разрыдалась и отказалась продавать. Что, подобного у вас не бывает?
Соколов вздохнул и добавил: «По-всякому бывает». Затем продолжил:
– Бывает интереснее. Иногда приходится вывозить вещи из пустой квартиры, после смерти пожилых хозяев обстановку распродают родственники. И мы видим, что вещи не хотят покидать эту квартиру. Они не отдираются от пола. Потом они не пролезают ни в одну дверь. Их невозможно расчленить при этом, они совершений монолитны, они так пришли в этот дом. Пришли и уходить не хотят. Потом их невозможно вытащить на лестничную клетку. Они не умещаются в лифт, не проходят в лестничный пролет. Мистика какая-то. Поверьте, я сам видел.
– А вы, топ-менеджмент, так сказать, сами, что ли, по вызовам выезжаете? – спрашиваю я, чтобы сменить тему беседы.
– Когда бизнес только ставили на ноги, вообще все сами делали. Сейчас у нас, конечно, есть автопарк целый. «Газели» купили. Но есть у нас один оценщик, преданный делу, настоящий фанат, он ездит на старой «Победе», чувство стиля есть у человека. Это вообще хорошо, на фирменный стиль похоже. Да что я говорю, у нас все люди свою работу любят. Те, кто просто приходит денег подзаработать, долго не задерживаются.
– Большая текучка кадров?
– Скорее приток. Мы же расширяемся. У нас теперь два вида бизнеса, можно сказать. Один – это бизнес старьевщика в чистом виде. Второй – это магазин культтоваров. Там и реконструкция с воссозданием, и творческий подход. Это такой торговый дом, где уже вещи после реставрации продаются. Мы сейчас озабочены тем, как бы расширить свои реставрационные мастерские, увеличить
– И все-таки я никак не могу понять,– не отстаю я от Соколова,– чего в вашем бизнесе больше: прагматизма или любви к искусству?
– Прагматизм – тоже искусство,– отвечает он.– Есть такая категория людей которые годами приходят к нам и ничего не покупают. Им просто нравится находиться среди старых вещей, рыться в них, трогать их руками, дышать их воздухом, если так можно выразиться. Если у вас нервы не выдержат, и вы их выгоните, потому что они все время мельтешат перед глазами, громко разговаривают, отпугивают денежных клиентов, вы потеряете. Да-да, потеряете! – Соколов хитро улыбается.– Однажды пришла некая дама, уж не помню в который раз. И вдруг видит недавно появившуюся у нас фарфоровую пудреницу сороковых годов в форме помидора. Просит показать – привычное дело. Ей показывают. И вдруг начинает плакать. И на весь магазин рассказывает, что когда-то очень давно поссорилась с мужем и в разгар выяснения отношений запустила ему в голову точно такой пудреницей и что не может себе этого простить, пудреница разбилась, мужа уж давно нет, плачет, успокоиться не может, ну, в общем, ужас, ужас, ужас…
– Действительно, ужас,– говорю.– Жалко пудреницу-то.
– И что вы думаете? Конечно, она ее купила. Впервые за столько лет что-то купила! Вот это и есть бизнес. Потому что бизнес – это всегда немного случайность. И желательно, чтобы она была счастливой.
«БИЗНЕС», No24(43) от 11.02.05
Димитриос Сомовидис
Совладелец компании «Фаст Фуд индастриз»
Опровержение закона бутерброда
ТЕКСТ: Анастасия Никитина
ФОТО: Александр Басалаев
Димитриос Сомовидис уезжал в Грецию, думая, что покидает Россию навсегда. А ведь родился в Абхазии, детство провел в Москве, МГУ окончил. Но в Греции продержался всего год, получил гражданство и отправился покорять Европу. Италия, Франция, Англия. Чем только не занимался: недвижимостью, консалтингом, страхованием. А потом уложил свои вещи в два чемодана и вернулся домой. В Россию. Чтобы через полгода открыть в Камергерском переулке свое первое кафе-магазин «Прайм». Димитриос рискнул предложить землякам нечто из англосаксонской культуры – «бутерброд закрытый», он же сэндвич.
Мы договорились встретиться в кафе-магазине «Прайм» на старом Арбате. За стойкой мне улыбалась девушка в яркой униформе, рядом с ней мужчина в строгом костюме наливал кофе пожилой даме.
– Здравствуйте, мне нужен Димитриос.
– Здравствуйте, это я. Можете называть меня просто Дмитрий. Подождите, пожалуйста, я закончу с клиентом.
На визитке господина Сомовидиса написано, что он управляющий, а никакой не владелец и даже не генеральный директор.
– У вас персонала не хватает кофе наливать?