Black Sabbath:история группы

Макайвер Джоэл

Тони Айомми предложил нанять певца Дэйва Уокера, ко­торого он знал еще по жизни в Астоне и который пел в груп­пе «Savoy Brown». Хотя между Дэйвом и Оззи как вокалиста­ми и просто людьми не было ничего общего, Гизер и Билл согласились. По словам Билла, «Дэйв Уокер приходился нам всем приятелем… Мы знали его еще когда он возглавлял „Savoy Brown", и даже раньше, пока он играл в „Redcaps", одной из самых старых бирмингемских групп, еще в шестидесятые. Мне очень нравился Дэйв, и я думал, что у него отличный голос. Когда пришло время заменить вокалиста, у нас была куча ва­риантов, но выбрали Дэйва».

Айомми оперативно связался с Уокером, который тогда жил в Сан-Франциско.

Певцу, немного удивленному таким звон­ком, понравилась эта идея, и в ноябре он прилетел в Лондон, чтобы начать репетировать с группой. Спустя много лет в интернет-форуме он написал следующее: «Что касается „Black Sabbath" - мы выросли в одном городе, были друзь­ями, и я решил, что смогу с ними поработать. За тот неболь­шой период времени, что мы с ними были вместе, я написал множество текстов, которые так и не пошли в дело… Я всегда вспоминаю свое участие в „Black Sabbath" с некоторым удив­лением. Тогда меня позвали просто по дружбе, потому что мы с Тони были приятелями».

В декабре «Sabbath» с Уокером и клавишником Доном Эйри, которого пригласили в качестве сессионного музыканта, ре­петировали песни для грядущего альбома. Новый состав по­явился в телешоу «Look Hear» канала «ВВС Midlands», веду­щей которого была Тойя Уилкокс, и исполнили композицию под названием «Junior's Eyes» - она затем вошла в новую пластинку.

Передачу показали 6 января 1978 года. Билл поз­же заметил, что «Junior's Eyes» была написана для Оззи и его отца: «Junior's Eyes" стала посвящением Озу и его отцу. Я гово­рю об этом только потому, что именно ее мы исполнили с Уокером на канале „ВВС"… Конечно, ничего толком не вышло. Думаю, что не из-за Дэйва, а потому что это была песня Оззи. Тогда, без Оззи, я чувствовал себя дерьмово». Пока Гизер тихо погружался в пучину меланхолии, а Айомми с присущей ему стальной выдержкой работал, Уорд завел привычку топить свои беды в алкоголе (от которой он не мог избавиться долгие годы, пока ситуация не стала критической).

Двадцатого января, через две недели после телешоу, отец Оззи умер. В недавнем интервью с журналистом и писателем Дэвидом Гансом Оззи открыл, каким опустошенным он был после смерти отца: «Гребаная ирония всей этой ситуации была в том, что он откинулся там же, где… похоже, рак, за­севший у него в глотке, перебрался в… черт, как называет­ся эта трубка, ведущая в желудок? Ах да, пищевод - так вот, он умер в том же госпитале, где за семь лет до этого родилась моя дочь. Она родилась в одиннадцать двадцать двадцатого января, а мой гребаный папаша помер в том же госпитале семь лет спустя, двадцатого января в одиннадцать двадцать три. Это было чертовски странно, чувак!»

Оззи с горечью говорит, что к отцу отнеслись в больнице без малейшего уважения: «Они сунули его в чертов сортир, к вонючим швабрам и ведрам, потому что он был при смерти и это напрягало остальных пациентов, причем его положили в какую-то детскую кроватку, или нет, во что-то вроде яслей для скота, больших яслей. Привязали ремнями… Он лежал как боксер, с гребаными повязками на руках, с торчащей из руки трубкой капельницы. У него там поехала крыша. Знаешь, он сказал мне одну удивительную вещь. Как-то я признался ему, что принимаю наркотики, и предложил: „Не хочешь перед смертью принять наркотики?" А он ответил: „Я тебе ручаюсь, что приму их". Он был на морфии, совершенно спятил, но без наркотика боль была невыносимой. Во вторник ему сделали операцию, а в четверг он умер… Я до сих пор до конца не оправился от этого. Двадцатого января я теряю рассудок, как оборотень. Целый день рыдаю и смеюсь, как чертов псих, по­тому что в этот день родилась моя дочь и умер отец».

Пока Оззи скорбел, у «новой» «Sabbath» возникли про­блемы. Уокер то ли не мог, то ли не хотел вживаться в образ Оззи, а остальным было трудно его принять, несмотря на от­личные вокальные данные и артистизм певца. Уорд: «Это были не лучшие времена. Я был в каком-то оцепенении. Умер отец Оззи, Джек, и у нас совсем не шел альбом». Сам Уокер позднее заметил: «Как это часто происходит, дружба и биз­нес редко ходят рука об руку. К концу моего недолгого пре­бывания в составе группы стало ясно, что наши музыкальные взгляды не совпадают… всему есть причина, даже когда мы ее не понимаем».

В последнюю неделю января, как только прошли похоро­ны его отца, Оззи связался с «Sabbath» и спросил, может ли он снова присоединиться к группе. Остальные немедленно согласились (Уорд: «Когда Оз вернулся, все снова пришло в норму… Даже моя тяга к бутылке при Оззи почти пропала»), и Билл вызвался передать плохие новости Уокеру. Как он признался позже, «весьма странно, что именно я рассказал обо всем Дэйву: я чувствовал себя крайне неловко, ведь он мне очень нравился как человек». Уокер быстро вернулся домой и на несколько лет ушел из музыки.

Когда Оззи воссоединился с «Sabbath», в жизни группы настала своего рода оттепель - все почувствовали облегчение. Однако Оззи, все еще под впечатлением от смерти отца, наотрез отказался исполнять песни, написанные музыканта­ми с Уокером, и даже начал указывать Гизеру, какие из на­писанных им текстов он будет петь, а какие - нет. Как потом морщился Батлер, «к концу „эпохи Оззи" я возненавидел сочинять слова к песням. Мне приходилось писать текст и от­давать ему, а он заявлял: „Я не буду это петь", и приходилось все придумывать заново!»

Когда музыканты вымучили большую часть песен для но­вой пластинки, Айомми привез группу в студию «Sound Inter­change Studios», которая находилась в канадском городе Торон­то, якобы потому, что там годом раньше сводили свой живой альбом «Rolling Stones». Но есть и другое мнение: возможно, Тони решил записать пластинку именно там из-за низких на­логов. Как позже утверждал Оззи, «мы туда поехали, потому что „Rolling Stones" там сводили свой живой альбом - тот, на обложке которого они кусают себя за руки или типа того. Потому что там записывались „Stones", ага. Сама долбаная студия - просто кусок дерьма… На самом деле мы поехали в Канаду из-за налогов, потому что в Англии они выше не­куда».

В начале 1978-го погода в Торонто была жутко холодной, и музыканты чувствовали себя неважно. Айомми, которому пришлось присматривать за остальными, видимо, было уже не до музыки. Только этим можно объяснить то, почему в резуль­тате альбом «Never Say Die» вышел таким бессмысленным… Заглавная композиция с первых секунд звучит так, слов­но группа всю жизнь слушала только панк, ну и еще немнож­ко - буйствовавший тогда глэм-рок.

Текст был банальным (как будто не хватило того, что за название альбома и песни был взят известный английский штамп): «В воскресенье все веселье, в понедельник отдохнешь, / за дверьми оставь всю правду, в этом доме правит ложь». В плане музыки можно выделить удивительно слабую гитару, особенно эти бессмысленные, стилизованные под рокабилли переборы Айомми и скомканную концовку, которая наступает после нелепого выкрика «Never say die!». Любопытно, что эту песню «Warners» выбрала синглом, выпустив сорокапятку, всего третью в исто­рии группы и первую за семь лет, прошедших после выхода «Evil Woman» и «Paranoid». В июне, сразу после выхода, сингл занял 21-е место в чартах.