Благие намерения
Шрифт:
Но возраст невесты и жениха – Григорию исполнилось уже сорок пять – для мамы Зины и Николая Дмитриевича, как оказалось, никакого значения не имел. Вернее, возраст, как выяснилось позднее, не имел значения в смысле необходимости «смотрин», на которых равным образом настаивали оба родителя, однако для решения вопроса о замужестве это обстоятельство оказалось, к немалому удивлению Тамары, весьма важным.
Сначала Тамара попробовала поговорить с матерью.
– Я выхожу замуж, – сообщила она как бы между прочим.
– Слава богу! – всплеснула руками Зинаида
– Григорий Аркадьевич Виноградов, – Тамара умышленно сделала вид, что не поняла смысла вопроса.
Разумеется, маму Зину интересовало вовсе не это.
– Чем он занимается? Где работает?
– Он работает в Горьком. Мастер по пошиву одежды.
– Портной?!
В голосе матери Тамара услышала такой неприкрытый ужас, что невольно улыбнулась.
– Мама, а чем плох портной? Я – парикмахер, он – портной, мы оба трудимся в сфере обслуживания и оба стараемся сделать людей более красивыми и более счастливыми. По-моему, мы очень гармоничная пара.
– Сколько ему лет? – требовательно вопросила мать.
– Сорок пять.
– Да он же старик по сравнению с тобой! Он всего на десять лет моложе меня. Ты ему в дочери годишься.
– Мама, он старше меня всего на двенадцать лет. Что ты паникуешь?
– Нет, ну это совершенно невозможно! Ты собираешься привести сюда, в этот дом какого-то безродного старика из провинции, который захламит всю квартиру своими обрезками и тряпками! Тома, ты сошла с ума! За тобой такие чудесные мальчики ухаживали, такие достойные, из хороших семей, а ты выбрала непонятно что.
– Я выбрала мужчину, которого буду любить всю жизнь, – сказала Тамара, умышленно четко произнося каждое слово. – И я не собираюсь приводить его в ваш с папой дом. За свой идеальный порядок можешь не беспокоиться.
– И где же вы будете жить? – спросила Зинаида Васильевна, прищурив глаза. – У него есть своя жилплощадь в Горьком и вы собираетесь ее обменять на московскую квартиру? Думаешь, это будет так легко? Получите в результате обмена какую-нибудь живопырку на окраине города. Или ты рассчитываешь, что мы с отцом тоже поучаствуем в обмене и согласимся расстаться с этой квартирой?
– Я ни на что не рассчитываю, я уеду к нему в Горький.
– Что?! – задохнулась Зинаида Васильевна. – Что ты сказала?
– Я сказала, что уеду к мужу. Что тебе непонятно?
– Как – уедешь? А как же я? Как же мы с папой? Ты нас бросишь?
Тамара начала раздражаться.
– Мам, давай уже будем последовательными. Ты хотела, чтобы я вышла замуж? Вот, я выхожу. Ты не хочешь, чтобы сюда приходил посторонний мужчина? Он не придет, я уеду к нему. Чего еще ты хочешь?
Мама Зина подавленно молчала.
– Я понимаю, чего тебе хочется, – продолжала Тамара. – Чтобы я была замужем, чтобы у меня были дети, но чтобы и я, и мои дети находились здесь, у тебя под боком, а муж чтобы существовал как-нибудь отдельно, не мозолил тебе глаза и не создавал беспорядка, но чтобы он был регулярно, помогал мне материально и с детьми. Так не бывает, мамуля, очнись.
– Он
Тамар решила, что ослышалась.
– Что ты спросила?
– Он еврей? – повторила Зинаида Васильевна.
– Какое это имеет значение? Ты что, антисемитка? Я за тобой этого не замечала.
– Раз портной, значит, точно еврей, – задумчиво проговорила мать.
Тут Тамара не выдержала и сорвалась:
– Я не позволю тебе обсуждать его национальность! И вообще чью бы то ни было национальность, потому что это неприлично! Уважающие себя люди думают о человеческих качествах, а не о национальности! Ты меня даже не спросила, какой он – добрый или злой, щедрый или жадный, жестокий или мягкий, ты не спросила, как он ко мне относится, тебя интересуют только профессия, зарплата, жилплощадь и национальность! А вот меня профессия и национальность не интересуют вообще! Ни капельки не интересуют! Мне все равно, чем человек занимается и что написано у него в паспорте в графе «национальность», для меня важно, как он думает и чувствует и как поступает. Тебе это понятно? Чтобы ты успокоилась, скажу тебе, что Григорий по паспорту русский, но если ты антисемитка, то мне с тобой не о чем разговаривать.
Зинаида Васильевна перепугалась, поняла, что давление результатов не дает и Тамара уступать не собирается, и решила изменить тактику: попытаться уговорить строптивое чадо, воззвав к дочерним чувствам.
– Ну что ты, Томочка, что ты, доченька, я ничего такого не имела в виду… просто папе может не понравиться, что он портной. Ты же знаешь папу, он уважает настоящие мужские профессии, вот Родика он очень ценит за то, что тот – офицер милиции. Был бы твой Григорий тоже милиционером, или военным, или ученым каким-нибудь, на худой конец, папа был бы доволен. А так… Даже не знаю, что он скажет. Когда ты его приведешь к нам?
– Когда Григорий сможет вырваться в Москву, – сухо ответила Тамара. – Я не знаю, когда это будет. Может быть, через неделю или через две.
– Ну ты там смотри, чтобы он был прилично одет, – посоветовала мать. – У него есть хороший костюм и галстук? Папа уважает, когда мужчина в костюме и в галстуке, а не в этих ужасных джинсах и свитерах, как бродяга какой-то.
Тамара набрала в грудь побольше воздуха и приказала себе не орать, хотя это было ужасно трудно.
– Мама, когда человеку сорок пять лет, он как-нибудь сам разберется, в чем ему приходить в гости. Даже если он придет голый, даже если папе он не понравится, я все равно выйду за него замуж. Тебе понятно? Или еще раз повторить?
– Почему ты со мной так разговариваешь? – обиделась Зинаида Васильевна. – Я все-таки твоя мать, а не чужая тетка. И если твой Григорий папе не понравится…
– Я не спрашиваю твоего совета, выходить мне за него замуж или не выходить, – отчеканила Тамара. – Я ставлю тебя в известность о принятом мною решении. Это понятно?
– И почему ты такая грубая, Томочка? – горестно вздохнула мать. – Всю жизнь я с тобой мучаюсь. Но ты хотя бы с папой заранее поговори, а то для него это будет такой удар, такой удар…