Благодарность

де Виган Дельфина

Она внимательно слушает меня. Объясняя задание, я достаю нужные карточки.

— Первый вопрос, пока просто для примера. Какой объект используется для того, чтобы наносить цементный раствор?

Я кладу перед нею четыре картинки. На них мастерок, лопата, секатор и грабли. Миша взирает на карточки с преувеличенной озадаченностью на лице.

— Как-то не очень приманчиво.

— Пример не самый забавный, я согласен.

— Мне хотелось бы разговаривать с вами, а не отвечать на эти вопросы.

— Хорошо, давайте немного побеседуем, но потом все-таки выполним пару упражнений.

— Ко мне повадилась ходить одна дама.

— Сюда?

— Да. По вечерам. Входит без предубеждения и заявляет, что ищет мальчика. Она меня пугает.

— Это

одна из постоялиц пансионата?

— Да. Но… вчера все было совсем плохо. Она пришла после ужина, в тот же час, что и в другие дни, и спросила меня, где мальчик, и я… я сказала… очень… терто, так, чтобы она поняла: «Я не знаю, мадам, где ваш мальчик, и я должна предубедить вас, что вы ушиблись дверью». Я включила телевизор, хотя почти не смотрю его, но дело в том, что там есть один… комментатор, он мне очень нравится, у него такие белковые зубы и всегда безукоричневый вид, понимаете? Он новости читает. И представьте себе, едва эта дама услышала его голос, она пришла в невероятное пробуждение! Подлетела ко мне и закричала: «Да вот же он, мальчик!», как будто я украла ее мальчика и посадила его в свой телевизор! Я немедленно выключила телевизор при помощи… пальто… пульто управления, чтобы она ушла. И это сработало. Но теперь я не включаю его — боюсь, а вдруг она вернется…

— Надо рассказать персоналу. Эта дама явно не в себе. Пусть медсестры тщательнее следят за нею и постараются сделать так, чтобы она не входила в вашу комнату без приглашения.

Некоторое время она хранит молчание. А затем вперяет свои глаза в мои.

— Ничего уже не вернуть, да?

— О чем вы?

— Обо всем… обо всем, что уходит и убегает от меня… Ничего уже не вернуть?

— Мы вместе будем работать над тем, чтобы вам стало лучше, Миша.

— Но… если говорить по правде?

Поколебавшись секунду, я отвечаю:

— Мы можем замедлить процесс, но не можем его остановить.

Мебель в комнате дома престарелых переставили так, что противоположная от окна стена стала абсолютно голой.

Миша стоит посреди комнаты, замерев в какой-то странной позе, будто ее остановили на бегу.

Тишину нарушает девичий голосок:

— Море волнуется раз…

Миша тотчас приходит в движение и направляется к пустой стене.

— Море волнуется два… море волнуется три…

Морская фигура на месте замри!

Миша застывает в позе, удержать которую уже труднее. Голос девочки начинает заново:

— Море волнуется раз…

Миша делает еще несколько шагов.

— Море волнуется два… море волнуется три…

Морская фигура на месте замри!

Миша останавливается. На этот раз она оказалась в совсем неудачной позе, ее шатает, она никак не замрет в одном положении.

Детский голосок ликует:

— Шевелишься! Ты шевелишься! Все сначала!

Миша возвращается к исходной точке. Она почти не шаркает. Дойдя до другой стены, прислоняется к ней.

Но голос ребенка не дает ей передышки.

— Внимание! Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три! Морская фигура на месте замри!

Миша не трогается с места.

— Где моя трость? Кажется, теперь она мне вовсе ни к чему. Понимаете? Я чувствую себя хорошо, слышите, слова при мне, как прежде, мне не нужно ни искать их, ни подбирать, ни подманивать, они появляются просто так, без всяких ухищрений, мне не нужно ни задабривать их, ни ловить, ни ласкать, нет, слышите, они спокойно приходят на ум и на язык, и это так красиво. Да, это сон, я знаю. Это не кошмар, смотрите внимательно, смотрите на цвета, на очертания предметов — сразу ясно, что это не кошмар. Мне следовало бы рассказать вам об этом, о да, я поведала бы вам, что мне приснился чудесный сон, в котором все слова были на своих местах, да, все, и мне не были нужны ни ваши листки, ни ваши карточки, ни ваши списки, все было просто, все было как прежде, и на душе было так радостно, так приятно, понимаете,

это так утомляет меня — искать, искать, все время искать, это изнуряет, это изматывает, мне ничего не нужно, знаете, у меня все есть, мадам Данвиль принесла мне шоколадных конфет, она работала консьержкой в нашем доме, когда Мари была маленькой, это было давно, я вам уже рассказывала? Она очень мила, эта мадам Данвиль, и конфеты такие вкусные, видите, мне больше ничего не нужно, раз слова возвращаются, значит, все пойдет на лад, все образуется, и мне не будет дела ни до кого, даже до той, что прикатывает на своей машине, почти каждый день, за кого она только себя принимает, она дразнит нас своей машиной, почти каждый день, да, это одна из постоялиц пансионата, представляете, она ходит гулять по городу, да-да, почти каждый день, в этом платочке на голове, она мнит себя Грейс Келли или кем там еще, почти каждый день, но если это так, пусть бы жила у себя дома, зачем приезжать сюда, раз она настолько самостоятельная? Да, это раздражает меня, не стану лукавить. А во сне мне плевать на нее, потому что слова вернулись, значит, можно не делать больше никаких упражнений, и все же вы могли бы и дальше навещать меня, просто разговаривать со мной, мне будет грустно, если ваши визиты прекратятся, ведь вы такой красивый, вообще мне не нравятся мужчины с серьгами в ушах, но вы — другое дело, особенно когда вы вдеваете в ухо этот маленький черный камешек, это смотрится довольно мило, скажу я вам.

Снова раздается голос девочки.

— Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три! Морская фигура на месте замри!

Миша подлетает к противоположной стене и одним махом дотрагивается до нее.

Миша улыбается.

— Я точно знаю, что это сон, а не кошмар! Завтра я перескажу его вам, такой сон вам непременно понравится.

Постучавшись в дверь, я вхожу в комнату.

Как странно: Миша лежит в кровати. Вообще-то она терпеть не может, если ее застают в тот момент, когда она хочет вздремнуть. При виде меня она сразу садится на постели, ищет глазами книгу, которую положила рядом с собой.

— Добрый день, Миша, как поживаете?

— Помаленьку…

— Вы утомлены?

— Немного.

— Мари навещала вас?

— Да, позавчера. Вы с ней познакомились?

— Вы часто рассказываете мне о ней, но лично мы пока не встречались. Она ведь обычно приходит в выходные, а я здесь в будни…

— Ах, да, и правда. Да-да.

— Через несколько минут начинаем занятие. Я пока подготовлю материалы.

— Э-э… Вы уверены?

— Безусловно. Вы не хотите вставать?

— Хочу… но… эти ваши упражнения, знаете… они меня удручают.

Я помогаю ей спуститься с кровати, подаю руку и подвожу к стулу. Миша идет еле-еле: подозреваю, она нарочно замедляет шаг, чтобы отсрочить занятие.

— Вы смотрите телевизор?

— Не особенно.

— Почему?

— В этом больше нет никакого проку. Люди на экране говорят слишком быстро. Картинки на экране мелькают слишком быстро. Мне очень нравился тот, который… колесничает по миру с чемоданом за спиной, ну, знаете, такой молодой весельчак, который ночует у разных людей в разных углах мира. Он очень забавный, он встречается с туземцами, вот так, случайно, и потом ночует у них дома, в своем усыпальном мешке,^[2] ну, вы знаете его? Он мне очень нравился, но теперь я его не нахожу. А вы смотрите?

— Не часто, Миша. Любимых передач у меня хватает, а вот времени маловато. Пациентов в этом году много, да к тому же я снова начал учиться.

На ее лице вспыхивает интерес.

— Это замечательно. И что же вы изучаете?

— Получаю университетский диплом.

— В какой сфере?

— Реабилитация в нейропсихологии.

— О-о… Сложно.

— Да, но увлекательно.

— Суеты много, а толку никакого.

— Почему вы так считаете? По-вашему, я совсем безнадежен?

— Да я не о вас. Я об этой… репарации.