Благодарю за любовь
Шрифт:
— Не только. Если ты в гостях у друга, то ему твое обжорство только доставит удовольствие, а если ты попал в гости к врагу — ешь побольше, чтобы позлить его!
— Тогда я принесу еще печенья! — сказала Ирина Фаддеевна.
— Принеси. Только не возвращайся слишком поспешно, дай нам хотя бы начать разговор.
— Слушаюсь и повинуюсь, дорогая!
Елизавета Николаевна сама разлила чай, и когда они начали пить, попросила:
— Виктор Николаевич, за чаем не стоит начинать беседу о главном, так вы расскажите для начала
— Об отце? — удивился Виктор. — А отец тут при чем?
— Надо же с чего-то начать, а что может быть логичнее, чем начать с родословной героя, как в старых добрых романах. Расскажите, например, как вы потеряли отца?
— А разве я вам говорил, что рос без отца?
— Нет, не говорили. Но об этом нетрудно было догадаться. Он погиб в войну?
— Ну нет, я не такой старый! Он попал под последнюю волну репрессий — «дело врачей», если вы слышали.
— Слышала, еще бы не слышать, — кивнула Апраксина. — Начало пятидесятых, если не ошибаюсь?
— Пятьдесят третий год. Он погиб в лагерях, и матери о нем ничего не известно. Она сразу же после его ареста собрала вещички и уехала под Иркутск к родителям, и это ее спасло от судьбы ЧСВН. Знаете, что это такое?
— Знаю. Член семьи врага народа.
— Вот-вот. Под Иркутском, в городке Усть-Ордынске, я и родился в пятьдесят четвертом, так что отца я никогда не видел, а он не видел меня. Мать записала меня на свою фамилию, а отчество мне дала дедово. Отца звали Исаак, а я стал Николаевичем.
— А где работал ваш отец до ареста?
— Преподавал в Военно-медицинской академии.
— Его впоследствии реабилитировали?
— Конечно! Иначе мы с матерью не смогли бы вернуться в Ленинград.
— И вы так и не взяли себе ни фамилию, ни имя отца…
— Нет. Зачем мне это было делать? Все-таки из-за него была сломана жизнь матери, да и моя тоже. Мать потом восстановила знакомство с некоторыми бывшими коллегами отца, и я видел, как росли их дети. Совсем не так, как я там, в захудалом и пыльном Усть-Ордынске, среди узкоглазых бурятских ребятишек… Так что мне не за что было благодарить моего отца.
Апраксина на это ничего не ответила, отодвинула блюдце с чашкой и перешла к делу:
— Так что же такое приключилось с вами, Виктор Николаевич? Что это там за похоронные венки вам подбрасывает неизвестный недоброжелатель?
— Это один и тот же венок, и я никак не могу от него избавиться. Его приносят к дверям моей квартиры, я его выношу, но каждое утро он оказывается на том же самом месте. И я с ужасом жду, что же последует дальше.
— Вы считаете, что похоронный венок — это угроза?
— А что это еще может быть?
— Ну, у людей бывает порой такое странное чувство юмора… А кого вы подозреваете?
— Всех!
— И меня тоже? — удивилась Апраксина.
— Ох, ну что вы!
— Значит, все-таки далеко не всех. Тогда давайте разбираться конкретно: перечислите мне тех, кого вы подозреваете.
— Даже не знаю, с кого начать…
— Неужели у вас столько врагов? По вашему виду не скажешь, вы не производите впечатление агрессивного человека.
— Да какой там агрессивный! Я обыкновенный неудачник. Но есть много людей, которым я причинил зло и которые имеют право желать моей смерти.
— Вот даже как…
— Да, это так, к сожалению. Это мои бывшие жены и…
— Стоп-стоп! Если жен было несколько, так они у вас появились не все сразу, ведь не гарем же у вас, так что давайте по порядку — начнем с первой жены. Вы рассказывайте, а я, с вашего позволения, достану свою записную книжку и буду записывать. Не возражаете?
— Нет, конечно!
Апраксина достала из сумки крохотный портативный магнитофон.
— Конечно, нет!
— Моя первая жена Катерина Гурнова. Она умерла от рака год тому назад, в России.
— И вы ее тоже подозреваете?!
— У нее остался сын. Наш сын. Теперь он уже взрослый. Он жил все эти годы в Ленинграде, но теперь приехал в Германию, нашел мой адрес, хотя я им никогда не писал, и даже заходил ко мне. Меня он не застал, но оставил письмо.
— Оно у вас с собой?
— Нет. Но я его помню, оно совсем короткое: он пишет, что приехал и нашел меня, чтобы исполнить предсмертную волю матери.
— Значит подозреваемый номер один — ваш сын… Как его зовут?
— Иван. Иван Викторович Гурнов.
— Что вы о нем можете сказать?
— Ничего. Я же его давно не видел.
— Первый и второй номер — ваша покойная жена и ваш сын Иван. Точнее, в подозреваемых может считаться только сын, даже если предположить, что покойная ваша жена завещала ему убить вас. Какая мрачная история, однако… Кто же у нас третий подозреваемый?
— Моя вторая жена, Людмила Гурнова. Ее вы знаете.
— Знаю. Но не могу себе представить Милочку в роли убийцы. Она слишком добра для ремесла такого.
— Это так… Но я ее серьезно подозревал какое-то время. Потом идет моя третья жена, Жанна Гурнова…
— Номер четыре.
— Пятый и шестой — моя бывшая любовница Регина Равич и ее муж Артур Равич. Ну вот…
— Это все, кого вы подозреваете?
— Да, все. А разве мало?
— Ну, не так уж и много… Как-то за мной гонялся целый отряд советских агентов, имевших приказ похитить меня или убить, но, как видите, я до сих пор жива и здорова, а что с ними — кто знает… Кроме одного, которого мне удалось перевербовать, — мы с ним друзья по сей день. Это очень забавная история, и я ее как-нибудь после вам расскажу, если представится случай. Так вы считаете, что каждый из этого списка, исключая, разумеется, вашу покойную жену, мог послать вам траурный венок как предупреждение о готовящейся мести? — Виктор кивнул. — И вы полагаете, что у каждого из них есть мотив и возможность исполнить свою угрозу?