Благословение небес (История любви леди Элизабет)
Шрифт:
Хэвенхёрсте с тех пор, как они поженились. Правда, это было не по ее прихоти, а из-за непогоды.
Небо уже посветлело, предвещая рассвет, когда Элизабет наконец уснула прямо в кресле.
На следующий день, подъезжая к Хэвенхёрсту, она была почти уверена, что увидит на подъездной аллее экипаж Яна, но все выглядело очень обыденно и мирно.
С тех пор, как Ян выделил деньги на содержание Хэвенхёрста, в доме прибавилось слуг. Грум вел в конюшню лошадь, садовники обрабатывали клумбы жидкостью от вредителей. Как обыденно и мирно, с истерическим смехом подумала
Бентнер открыл перед ней дверь.
— Где вы были, мисс? — озабоченно спросил он, с тревогой вглядываясь в ее бледное лицо. — Маркиз просил передать вам, чтобы вы приехали домой.
Ей следовало этого ожидать, но она почему-то не ожидала.
— Не понимаю, почему я должна подчиняться ему, Бентнер, — сказала она повышенным тоном, прикидываясь недовольной. — Мой муж, кажется, забыл, что перед свадьбой мы заключили с ним соглашение.
Бентнер, который все еще недолюбливал Яна за его прошлую чину перед хозяйкой, не говоря уж о том оскорблении, которое он нанес ему, когда силой ворвался в дом на Променад-стрит, и теперь не смог найти маркизу оправданий.
Вместо этого он засеменил рядом с Элизабет по коридору, бросая на нее обеспокоенные взгляды.
— Что-то вы плохо выглядите, мисс Элизабет. Сказать Уинстону, чтобы он принес вам чашечку хорошего горячего чайку с булочками?
Элизабет отрицательно покачала головой и прошла в библиотеку. Там она села за письменный стол и составила, как она надеялась, любезно-уклончивое письмо мужу, в котором сообщала, что останется в Хэвенхёрсте, чтобы как следует разобраться с бумагами. Лакей был отправлен немедленно с указанием доставить письмо не позднее, чем через семь часов. Ни при каких обстоятельствах Элизабет не хотела, чтобы Ян выехал из их дома — его дома — и приехал сюда утром или, что еще хуже, вечером.
После ухода лакея нервы ее сдали окончательно. Ей стало казаться, что маятник на старинных дедовских часах в холле раскачивается с какой-то зловещей быстротой, перед глазами вставали смутные страшные картины. Спать, говорила она — себе, нужно поспать.
Она слишком мало спала сегодня ночью, и от этого у нее разыгралось воображение.
Завтра ей придется встретиться с ним лицом к лицу, но это только на несколько часов…
Элизабет мгновенно проснулась, когда на рассвете дверь ее спальни с грохотом распахнулась, и в темную комнату вошел Ян.
— Ну что, ты начнешь первая или предоставишь это мне? — жестко спросил он, подходя к изголовью ее кровати.
— Что ты имеешь в виду? — дрожащим голосом спросила она.
— Я имею в виду, что либо ты начнешь первая и скажешь мне, какого черта мое общество вдруг стало тебе противно, или начну я и скажу тебе, что я чувствую, когда не знаю, где ты и почему не хочешь быть рядом со мной!
— Я оба раза посылала тебе записки.
— Твои проклятые записки оба раза приходили поздно ночью, и оба раза ты сообщала мне, что намереваешься провести ночь вдалеке от меня. Я хочу знать почему!
Он обращается с людьми, как с животными, напомнила она себе.
— Перестань кричать
Его брови угрожающе сошлись в одну линию.
— Элизабет? — спросил он, потянувшись к ней.
— Не прикасайся ко мне!-закричала она. В дверях спальни возник Бентнер.
— Что-нибудь не так, миледи? — спросило", храбро глядя на Яна.
— Убирайся отсюда и закрой эту чертову дверь с другой стороны! — в бешенстве заорал Ян.
— Оставь ее открытой, — нервно попросила Элизабет, и отважный дворецкий в точности выполнил ее указание.
В шесть шагов Ян достиг двери и захлопнул ее с такой силой, что треснула дверная коробка, и Элизабет затрясло от ужаса. Когда он развернулся и двинулся к ней, она попыталась убежать, но запуталась в одеяле и осталась на месте.
Ян увидел этот страх в ее глазах и остановился в нескольких дюймах от кровати. Он поднял руку, она попыталась увернуться, но его рука легла ей на щеку.
— Дорогая, что это? — спросил он. От этого голоса ей захотелось зарыдать у его ног — от этого низкого бархатного голоса и красивого с резкими чертами лица, которое она обожала. Она готова была умолять его сказать ей, что все сказанное Робертом и Вордсвортом — ложь, все — одна сплошная ложь. «От этого зависит моя жизнь, Элизабет, и твоя тоже. Не подведи», — сказал ей Роберт. Но в этот момент слабости она действительно была готова признаться Яну во всем, и пусть он потом убьет ее. Это было бы лучше, чем жить, терзаясь воспоминаниями о том, в какой лжи они жили, лучше, чем жить без него.
— Ты заболела? — спросил он, хмурясь и пристально вглядываясь в ее лицо.
Ухватившись за это объяснение, она яростно закивала.
— Да. Я не очень хорошо себя чувствую.
— И поэтому ты поехала в Лондон? Чтобы сходить к доктору? Она снова кивнула, и к ее ужасу и смятению, он начал улыбаться — той ленивой нежной улыбкой, от которой все в ней начинало трепетать.
— Ты ждешь ребенка, любовь моя? И поэтому ведешь себя так странно?
–
Элизабет молчала, раздумывая, что ответить, и решила сказать «нет». Если он будет считать, что она носит его дитя, найдет ее на краю света.
— Нет! Он… доктор сказал, что это просто… просто… нервы..
— Ты слишком много работала, — сказал Ян, являя собой образец заботливого и любящего мужа. — Тебе нужно больше отдыхать.
Элизабет больше не в силах была это выносить — ни этой притворной нежности и заботы, ни воспоминаний об изрезанно рубцами спине Роберта.
— Я хочу спать, — сказала она натянутым голосом. Одна, — добавила
Элизабет, и его лицо побелело. Словно она дала ему пощечину.
Всю свою сознательную жизнь Ян привык полагаться на свою интуицию почти так же, как на свой интеллект, и потому сейчас ни верил ни ей, ни собственным предположениям. Его жена не хочет его в своей постели, она шарахается от его прикосновений, две ночи подряд она провела в отдалении от него, и — что самое страшное — на бледном лице ее были написаны страх и признание вины.