Благословение небес

Бойл Т. Корагессан

– Все вы подохнете! – орал он, не переставая колотить в окно снова и снова. – Всех вас высосет наружу, всех до одного! – Элен показалось, что она слышит, как стекло треснуло. «Неужели никто ничего не сделает?!» Потом Лерчер отбросил обе чашки из-под кофе и, круша все кругом, направился вперед по проходу к салону первого класса.

Не успела Элен опомниться,

как Майкл поднялся, пригнувшись, перекинул компьютер через столик женщины С одутловатым лицом, и с разлету, острым углом стукнул Лерчера между ног. Элен увидела вблизи лицо Лерчера, перекошенное и распухшее как гнойная язва; оно надвигалось прямо на Майкла, пытавшегося увернуться на отведенных ему восемнадцати дюймах. Одним движением великан вырвал ноутбук из рук Майкла и со свистом обрушил его на голову противника; Элен почувствовала, как Майкл обмяк рядом с ней. С этого мгновения она уже не помнила себя Все, что она понимала, это были ее мысли: «С нее хватит Роя, хватит этого грязного, пропитанного алкоголем и тухлой спермой бандита, хватит никчемной жизни и сплошных запретов, ожидавших ее у матери». Элен вскочила с сиденья, будто кто-то придал ей сил; в руке, как карающий меч, зажата тонкая стальная вилка, которую она, должно быть, подхватила с опрокинутого подноса. Элен двигалась на Лерчера, к его лицу, голове, к горлу, окружая его всем телом, – в сердце бешено бьются транквилизаторы, виски бежит по жилам как кровь.

Им пришлось сделать вынужденную посадку в Денвере, самолет опустился в вихрях сверкающего снега, на борт поднялась полиция, чтобы арестовать Лерчера. Его наконец одолели и салфетками, предназначенными для сервировки столиков в салоне первого класса, привязали к креслу, засунув одну из салфеток в рот как кляп. Капитан, по радио, вылил на них целый поток извинений и под слабые возгласы одобрения пообещал каждому преподнести бесплатные наушники и до конца полета за свой счет угощать всех напитками. Элен в оцепенении сидела после очередной порции виски, кресло рядом пустовало. Еще до того, как на борт взошли люди в полицейской

форме, чтобы заковать Лерчера в цепи и кандалы, по проходу промчались врачи «скорой помощи», торопившиеся отправить беднягу Майкла в ближайшую больницу. Элен никогда не забыть, как закатились его глаза, когда санитары укладывали Майкла на носилки. А Лерчер, огромный, весь в синяках, с пьяно мотающейся головой, со щекой, через которую тянулась струйка засохшей крови и в которую Элен тыкала вилкой снова и снова, как будто пыталась разрезать тупым ножом непрожаренное мясо, – Лерчер удалился восвояси, подобно Билли Тиндаллу или Лукасу Лопецу, попавшим в руки противника в тяжелые для «La Cumbre Elementary» времена.

Элен, с застывшим лицом и устремленным в пространство взглядом, тянула виски, а в самолете стоял тихий благоговейный шепот. На нее украдкой косились; соседка с одутловатым лицом предложила ей свой, личный, январский экземпляр «Космополитен»; потом явился капитан собственной персоной, чтобы выразить Элен свое почтение. А стюардессы – те были так благодарны, что чуть не на колени перед ней становились. Все это неважно. Ничто не имеет значения. Нужно будет заполнять бланки, ждать пересадки в Чикаго, потом будет обычный, нормальный перелет в Нью-Йорк, с опозданием всего на восемь часов. Там ее встретит мама с сочувствующим и смиренным лицом; она будет столь тактична, что даже не упомянет ни о Рое, ни о школе, ни о мрачных обстоятельствах переезда: потере новой микроволновки и мебели, вынесенной на свалку. Мама будет улыбаться, и Элен попытается в ответ тоже улыбнуться. «Это все? – спросит мама, заметив сумку, переброшенную через плечо. – У тебя ведь должен быть какой-то багаж?» Потом они пойдут по застеленному ковролином коридору – две женщины, попавшие в ловушку – а на улице будет идти снег, и каникулы уже на носу; и мама возьмет ее под руку, улыбнется и спросит, просто, чтобы сказать что-нибудь, неважно что: «Как перелет, он был удачным?»